Настя бросила вызов тьме
Глубокая, пронзительная тишина, какая бывает только в самых отдаленных уголках земли, где цивилизация еще не провела свои шумные магистрали и не возвела бетонные коробки мегаполисов, окутала небольшое поселение. Воздух здесь был на удивление чистым, кристальным, он буквально дрожал по утрам от прохлады, наполняя каждую клеточку тела живительной силой, пахнущей хвоей, влажной землей и цветущими лугами. Из окна своей новой, скромно обставленной комнаты Настя могла видеть бескрайнюю стену векового леса, манившего своей таинственной, почти мистической зеленью. Это место казалось воплощением самой идиллии, земным раем, обретенным после долгих лет скитаний в шумном, бездушном городе.
Она отдала за право находиться здесь всё, что у нее было. Всё без остатка. Небольшую, но уютную квартирку в панельной пятиэтажке, что досталась ей от горячо любимой бабушки. Скромные, но дорогие сердцу украшения — сережки с бирюзой, которые та носила по особым дням, и тонкую цепочку с маленьким, почти невесомым кулоном-сердечком. Она даже старые, давно вышедшие из моды шмотки тщательно собрала, аккуратно сложила и с легкой, почти светлой душой вручила сумку одной из здешних работниц. Взамен ей дали койку в просторной комнате под деревянной крышей, где проживали еще три женщины. Их лица были спокойны, глаза излучали непривычное для городского жителя умиротворение. Еда здесь была своя, выращенная заботливыми и натруженными руками работников и работниц этой общины — экологически чистые овощи, свежайший хлеб, душистый мед.
Красивое, невероятно красивое тут место. Жалко, что секта.
Настя уже успела поверхностно познакомиться со своими соседками по комнате, даже сходила на свое новое место работы — на огромную, пропахшую дымом и травами кухню. Сегодня, как объяснили ей, был ее день знакомства с укладом жизни, ей можно было гулять, отдыхать, впитывать атмосферу и общаться с людьми. Завтра же начнется ее обычная, размеренная жизнь в этой необычной, но такой притягательной общине. Ее сердце сжималось от странной смеси надежды и леденящего ужаса.
— Настенька, милая, тебя сам Яков вызывает. Прямо сейчас, без промедления, — в приоткрытую дверь комнаты заглянула старшая работница, женщина с усталыми, но добрыми глазами. На ее лице читалось неподдельное уважение и даже легкая зависть. — Это большая честь для новенькой! Он обычно с теми, кто только пришел, в первый день не разговаривает. Видимо, почувствовал в тебе что-то особенное, родное.
Настя молча кивнула, поправила простую домотканую блузу и пошла за работницей по скрипучим деревянным половицам длинного коридора. Про себя девушка старательно, почти истерично напевала обрывки любимой детской песенки, которую когда-то пела ей мама. Ей было жизненно необходимо, чтобы в голове громко и четко звучала эта мелодия, заглушая собственные предательские мысли, глуша подступающую панику.
— Здравствуй, Настя, проходи, присаживайся, будь как дома, — пожилой мужчина с седой окладистой бородой и пронзительными, слишком живыми глазами протянул ей руку для рукопожатия. Его grip был твердым и властным. — Рассказывай, не стесняйся. Как тебе в нашем скромном пристанище? Все ли нравится? Удалось ли почувствовать нашу атмосферу, подружиться ли с кем-то из сестер?
— Мне… Мне все безумно нравится, искреннее спасибо за ваш прием, — Настя заставила себя крепко сжать его ладонь в ответ, стараясь, чтобы ее собственные пальцы не дрожали. — Здесь так… спокойно. Так хорошо и тихо на душе. Как я раньше жила без всего этого? Даже не представляю, честно.
Яков, не отпуская ее руки, лишь слегка нахмурил свои густые брови, сощурил проницательные глаза и сжал сильные челюсти, будто что-то принюхиваясь или прислушиваясь к самому воздуху вокруг нее. Настя не выдержала этого испытующего взгляда и отвернулась, делая вид, что рассматривает простенькую деревянную полку с книгами. Что он пытается разглядеть в глубине ее зрачков? Что он надеется там увидеть? И чего ей так стоило бы опасаться, не позволяя ему туда смотреть!
— Ну, раз так, то и прекрасно. Осваивайся, вливайся в нашу большую семью. И помни главное наше правило, — его голос стал тише, но от этого только весомее, — у нас здесь — свободная, добровольная община. Захочешь — останешься с нами навсегда. Не захочешь — в любой момент свободна уйти. Мы даже жильем тебя в этом случае обеспечим, не переживай, ты не останешься на улице.
Он приблизился так, что Настя почувствовала запах сушеных трав и древесины, исходящий от его одежды. Ей показалось, что он вот-вот физически заберется к ней в голову, чтобы прочитать и вытащить наружу то, о чем она думает на самом деле. Настя про себя, зацикленно, как мантру, прочла давно заученное четверостишие из школьной программы. Она была абсолютно уверена, почти на сто процентов, что Яков и ему подобные умеют слышать чужие мысли, как слышат шум ветра за окном.
— Ладно, ступай, Настя. Иди, отдыхай, — наконец отпустил он ее руку.
Девушка, не помня себя от облегчения, выскочила из комнаты и в дверях буквально столкнулась с высоким молчаливым мужчиной, теневым помощником Якова. Тот лишь молча кивнул ей, криво и неестественно улыбнулся уголком рта и прошел к своему лидеру.
— Ну и кто эта Настя? Откуда она? Что за птица? — раздался за спиной у Насти сдавленный, нервный голос Якова. — Мне что-то не нравится ее аура. Она какая-то… глухая. Слишком закрытая.
— Для наших целей — идеальный, просто подарок судьбы вариант, — тут же парировал помощник. — Полная сирота. Воспитывала ее одна бабушка, старая, добрая женщина. Но и ее уже нет в живых. Та самая, что покупала у нас на прошлой районной ярмарке мед и долго, душевно разговорилась с нашей Марфой… Мы новенькую определили на кухню. Прямо вместо Алевтины. Она ведь… — мужчина многозначительно покачал головой, и в его голосе прозвучала неподдельная скорбь. — День, максимум два — и все! Концы в воду.
— Как? Опять так скоро? Но мы же всего неделю назад его просьбу исполняли! Он слишком жаден! Ненасытен! — Яков почти зашипел от ярости, стараясь сдерживать голос. — Мы не можем так часто, едва ли не каждый месяц, проводить эти ярмарки, чтобы постоянно набирать новых адептов! И не можем позволить себе, чтобы люди отсюда пропадали слишком часто и бесследно… Ладно, этот щекотливый вопрос я беру на себя, решу его. А ты… Приглядывай за Настей. Постоянно. Не спускай с нее глаз.
С наступлением темноты легкая, молочно-белая дымка, как одеялом, укрыла всю территорию секты. Дома, сады и тропинки медленно погрузились в зыбкий, почти осязаемый туман. Он был идеальной ширмой, прекрасно скрывающей того, кто тихо, крадущейся походкой прокрался к небольшому, покосившемуся от времени сарайчику, стоявшему на самом краю деревеньки, на границе с темным, молчаливым лесом. Яков, озираясь по сторонам, закрыл за собой скрипучую, неплотно пригнанную дверцу и, отодрав в углу пола кусок старого, истлевающего линолеума, открыл тщательно замаскированный люк, который был спрятан под ним. Мужчина включил мощный фонарь, спустился по шаткой, скрипящей на каждую ступеньку лестнице и оказался в сырой, холодной каменной пещере, явно искусственного происхождения. В самом ее центре был сложен аккуратный, но огромный очаг из черного камня. Бросив в него несколько сухих веток, сложенных аккуратными вязанками рядом, мужчина чиркнул зажигалкой.
Яркое, почти белое пламя вспыхнуло и жадно лизнуло сухое дерево. Однако привычного жара от него не исходило, не было и едкого дыма. Даже привычного запаха гари и тления в воздухе не чувствовалось. Через мгновение языки странного, холодного пламени поднялись высоко вверх, и в центре этого пляшущего, неестественного костра начало проступать, формироваться жуткое, не поддающееся описанию лицо. Оно больше напоминало восковую маску, которую на мгновение макнули в расплавленную, пузырящуюся черную смолу, а потом дали ей застыть в самых причудливых, уродливых формах.
— Ты стал забирать себе людей слишком часто. Слишком! — Яков говорил почтительно, но в его голосе явственно проскальзывала неконтролируемая ярость и усталость. — А нам, чтобы не вызывать лишних вопросов, надо снова и снова добирать людей извне. Одна ярмарка — один человек. Такой был наш уговор, наше условие. Люди из окрестных деревень, власти могут что-то заподозрить, заинтересоваться нами. Надо сбавить обороты, притормозить! — Он сделал паузу, переводя дух. — Тем более, тут новенькая девушка появилась… Настя. И послушай сам, о чем она думает, почувствуй ее. На общей мессе попробуй поговорить с ней, проникни в ее суть.
— У меня сейчас есть три голодные, алчные сущности, которым срочно нужно исполнять данные им приказы. Ты отдашь мне три человеческих сосуда. Без промедления, — раздался тихий, шипящий, словно исходящий из самой преисподней, шепот. Он скребся по стенам пещеры и впивался в мозг. — Одна сущность уже вселилась в твоего работника на прошлой неделе, отправив его душу прямиком в иной мир. Вторая уже подкрадывается к той женщине, что сильно болеет, ее душа вот-вот освободится. Третья же скоро появится на свет и будет жаждать своего воплощения. Эти сущности, эти демоны, которые будут вместо души, которую носит в себе каждый человек… Что, скажи, может быть прекраснее этого зрелища? Только то зло, тот хаос и страдания, которые они будут сеять, верша свою волю, выйдя однажды за ворота этой общины в большой мир! — Демон будто бы усмехнулся, и пламя на мгновение почернело. — К новенькой я непременно приду. Обязательно поговорю. Посмотрю, что она из себя представляет.
Костер внезапно погас, словно его засосало вглубь, в самые недра земли, не оставив ни единого уголька. Яков, тяжело дыша, выбрался из леденящей душу пещеры и побрел к своему дому, чувствуя себя абсолютно опустошенным. Секта вокруг него уже спала глухим, неестественным сном. Пора было и ему.
Настя нервно, до белизны на костяшках, потирала руки, снова и снова напевая под нос свою спасительную, веселую мелодию. Сегодня наступал самый ответственный, переломный день. День общей мессы. Сегодня она должна была впервые увидеть того, кого здесь называли «Иным». Но думать об этом, тем более бояться, было категорически нельзя. Надо было просто идти. Просто смотреть. Просто говорить то, что от нее ожидали, что она должна была сказать. Роботом. Запрограммированным человеком.
— Большая семья наша, братья и сестры, приветствую вас всех в этот знаменательный день! — голос Якова гремел под сводами общего дома, где собралась вся община. — Сегодня нас ждет поистине великое, радостное событие! Иной, в своей бесконечной милости, в очередной раз даровал исцеление, полностью вылечил нашу любимую сестру! К огромному, горькому сожалению, наша дорогая Алевтина, почувствовав себя абсолютно здоровой, приняла твердое, взвешенное решение… уйти от нас. Мы не можем, мы не имеем морального права удерживать ее здесь против воли! Мы не неволители! Алевтина сказала, что здесь, с нами, она нашла своего Иного. Теперь ее душа жаждет найти его и там, в большом мире, откуда она изначально пришла к нам. Давайте же все вместе, от всего сердца, пожелаем ей удачи в этом нелегком пути! Ищущий да обрящет! Мы же, я уверен, тоже обязательно найдем своего Иного! В себе. Друг в друге. В каждом нашем вздохе и в каждом нашем деянии!
В центр круга, под пристальными взглядами собравшихся, вышла Алевтина. Настя знала ее совсем немного, поверхностно, но сейчас даже невооруженным, самым неопытным взглядом было видно, что с женщиной творится что-то ужасное, невообразимое. Она двигалась резкими, рваными, неестественными рывками. Будто только-только научилась ходить и еще не могла полностью управлять своим телом. Это было скорее похоже на то, что внутри нее кто-то чужой, очень неопытный, пытается управлять ее конечностями, как марионеткой. Как если бы полный новичок, никогда не видевший автомобиля, вдруг сел за руль мощной машины. Женщина растянула губы в широкой, жутковатой улыбке и что-то невнятно, хрипло просипела. Потом все обитатели секты, как по команде, запели общую, плавную песню, под звуки которой Алевтину, уже почти не шевелящую ногами, вывели за двери.
Яков торжественно распростер свои руки и закрыл глаза, подставляя лицо потокам энергии.
— Мы сейчас все вместе попросим нашего Иного снизойти к нам, прийти к нам! Мы попросим его, чтобы он рассказал нам, вразумил нас, зачем мы все здесь собрались. Мы попросим его дать нам сил, укрепить и усилить нашу веру!
Все вокруг, как один, закрыли глаза, и в большом зале воцарилась гробовая, давящая тишина. Через мгновение люди, не открывая глаз, услышали легкий, едва уловимый треск. Приятный, уютный, почти гипнотический. Точно так трещат тоненькие сухие веточки в костре, обещая скорое тепло. Настя, не в силах совладать с любопытством, приоткрыла веки. И замерла. Прямо перед ней, в легком, алом, холодном пламени, стоял высокий старец с добрым лицом и длинной седой бородой. Огонь его не сжигал, не испепелял, а лишь мягко обнимал и подсвечивал его почти божественный силуэт. Девушка почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. Она даже машинально, сама не осознавая того, попыталась дотронуться до этого видения. Призрак поймал ее дрожащую руку и легонько, по-отечески сжал. Его прикосновение было ледяным. По бледным щекам Насти сами собой, против ее воли, потекли тихие, горькие слезы.
— Не плачь, дитя мое, не стоит, — сказал Иной на удивление ласковым, бархатным голосом, который, однако, звенел, как металл. — Здесь, в этом месте, не место слезам и печали. Здесь царит только радость, свет и всепоглощающая любовь.
— Я… я просто не знала раньше, как жить, как дышать… — Настя заливалась слезами, рассматривая сияющий, почти нереальный образ старца. — Теперь я все поняла, теперь я здесь. Я наконец-то дома! Я обрела себя!
— О чем же ты думаешь сейчас, в этот самый счастливый миг? — Иной сделал шаг ближе, и его бездонные глаза впились в ее лицо.
Настя, не прекращая рыдать, повторила в уме, как заклинание, всю таблицу умножения на три, одновременно рассматривая сияющий, но странно застывший образ старца. Девушка изо всех сил пыталась угадать в этих правильных, почти идеальных чертах лица что-то зловещее, нечеловеческое. Но единственное, что по-настоящему отличало его от остальных членов секты, было это сияние, этот нимб. Да и само лицо было каким-то слишком гладким, неподвижным. Неживым. Словно дорогая, искусно выполненная маска.
— Я думаю о том… — медленно, растягивая слова, сказала Настя, заставляя свой мозг работать раздельно: говорить одно, а думать совсем другое, — что здесь, среди вас, я наконец-то смогу… смогу стать настоящей. Не такой, какой я была раньше. Исправиться. Очиститься.
— Правильно, милое дитя. Вы все здесь — настоящие. Именно такие, какими и должны были родиться, — голос сущности прозвучал почти нежно.
Настя вытерла ладонью мокрые от слез щеки, а Иной тем временем плавно отошел к другой женщине. Девушку мелко потряхивало от колоссального нервного напряжения. Она тихо, сложив губы трубочкой, сделала глубокий выдох и снова, с новой силой, принялась вспоминать все таблицы умножения, подбираясь уже к числу четыре.
Девушка прожила в секте почти полный месяц. Этого времени ей хватило с лихвой, чтобы понять все нехитрые, но жесткие правила жизни этой странной общины. Делай беспрекословно всё, что говорят старшие. Активно ходи на все мессы и общие собрания. Никогда и ни при каких обстоятельствах не задавай лишних вопросов, даже самых невинных. И главное — если снаружи, за окном, стелется густой, непроницаемый туман, значит, Якова срочно вызывает к себе Иной. Значит, они будут вести свои тайные беседы. Значит, тот самый демон, который подчинил себе разум десятков простых, доверчивых людей, выходит на поверхность из своей адской обители. И именно с ним, с этим исчадием тьмы, наконец-то можно будет попытаться расправиться. Настя уже успела вычислить, где конкретно, в каком укрытии, скрывается этот демон. Оставалось лишь дождаться удобного момента и проникнуть туда, когда он будет рядом, когда портал между мирами будет открыт.
Девушке не пришлось слишком долго ждать этого самого удобного случая. Сегодня внезапно заболела та самая работница, которая обычно приносила ужин самому Якову. Поэтому Настя, вызвавшись помочь, сама отнесла ему обильный поднос с едой. Как только девушка вышла из его комнаты, сделав вид, что направляется в свою, она резко развернулась и бросилась на улицу, в наступающие сумерки. Особый порошок, незаметно добавленный в ужин Якову, должен был помочь, он надежно усыпит бдительность главаря. Теперь девушке не стоило опасаться, что он внезапно выйдет и обнаружит ее.
Настя, крадучись, как тень, добралась до старого, никому не нужного сарайчика на окраине. Девушка, стараясь не производить ни малейшего шума, отодвинула в знакомом углу мусор и нашла тот самый, хорошо замаскированный люк в полу. Ее руки дрожали, но она действовала на автомате. Настя мысленно, чтобы не сойти с ума от страха, читала стихи Пушкина, не задумываясь о том, что делает. Но ее разум четко знал конечную цель, ради которой все это затевалось.
Спустившись по шаткой лестнице в леденящую душу пещеру, девушка бросила в зловещий очаг несколько пригоршней сухих веток и чиркнула зажигалкой. Когда в вспыхнувшем холодном огне она увидела медленно проступающий, уродливый образ черного демона со смоляным, переливающимся лицом, то сразу же, не раздумывая, достала из кармана маленькую стеклянную бутылочку с маслянистой, темной жидкостью и вылила все ее содержимое прямо в центр пламени.
Раздался оглушительный, нечеловеческий визг, от которого кровь стыла в жилах. Его сменил скрежет, словно ломались кости мироздания, и громкое, яростное шипение. Огонь начал закручиваться в спираль и с страшной силой стал затягиваться вниз, в самую глубину очага. Его буквально высасывало, вытягивало из мира живых с невероятной мощью. Лицо демона исказилось в немой гримасе ужаса и боли, растянулось, как расплавленная пластмасса, и бесследно исчезло в черной дыре, которая тут же захлопнулась.
— И это… это всё? Неужели все кончено? Он ушел? Навсегда? — девушка прошептала сама себе, не веря, что все могло закончиться так… просто. — Я… я свободна? И они, все эти люди, получается, тоже теперь свободны?
Когда Настя, почти падая от слабости, выбралась из сарайчика, она с удивлением обнаружила, что густой, непроглядный туман вокруг уже почти полностью рассеялся, уступая место чистому ночному воздуху. Девушка приняла твердое решение уходить отсюда сразу же, сию минуту. Тут не оставалось ничего, что она хотела бы забрать с собой. Ничего, кроме памяти. Поэтому можно было просто уйти. Настя сделала глубокий, тяжелый выдох, в котором ушло все напряжение последних месяцев. Теперь можно было наконец-то не держать свои мысли под жестким, тотальным контролем. Теперь можно было думать, о чем хочется. Вспоминать. Например, о маме.
Ее мать, Надежда, попала в лапы этой секты самым банальным и трагическим образом, как и большинство других ее несчастных жертв. Она была на одной из таких же ярмарок, мило и душевно беседовала с одной из улыбчивых, приятных работниц, которая продавала душистый мед, деревянные сувениры и прочие безделушки, что делали руками в секте. А потом добрая женщина предложила ей попробовать специального, целебного травяного чая. Он был вкусным. Сладким от меда. И с одной-единственной каплей демонической слезы. И всё. Сознания матери как не бывало.
Надежду словно подменили. Все ее мысли, желания, мечты теперь были полностью подчинены той черной сущности, тому демону, который уже вовсю хозяйничал в ее голове, выживая оттуда саму душу женщины. Вскоре она, одурманенная, сама пришла в общину, передав им все свое скромное имущество. Маленькую Настю тогда забрала к себе бабушка. А спустя несколько лет Надежда неожиданно вернулась. Только это была уже совсем не она. В ней сидела, извивалась та самая черная сущность, которая уже раскинула свои щупальца и принялась сгребать, сминать, уничтожать все доброе и светлое, что оставалось на ее пути.
Настя, уже будучи подростком, сразу догадалась, что вернулась не ее настоящая мама. Она твердо, на уровне подсознания знала, что не мама расправилась с ее бабушкой при странных обстоятельствах. И не маму в итоге посадили в тюрьму, где она вскоре и скончалась при загадочных обстоятельствах. Это была та самая сущность, демон. Она, покинув наконец тело несчастной Надежды, просто вернулась в свою начальную точку, в логово, чтобы дожидаться там следующую, новую жертву.
Настя медленно, почти в прострации, шла по тропинке, ведущей к спасительному лесу, когда ее зоркий глаз заметил движение. Из своего дома, шатаясь, как пьяный, вышел сам Яков. Он был бледен, как полотно, и desperately хватал ртом воздух.
— Живой? Еще живой, повелитель тьмы? — девушка неожиданно для себя самой развернулась и твердыми шагами подошла к нему вплотную, заглядывая в его помутневшие глаза. — Ну что, могущественный, теперь ты слышишь, о чем я думаю? Чувствуешь мои мысли? Нет? Не слышишь? Так ведь нет больше твоего Иного! Твой черный, смоляной демон вернулся в ад, откуда и пришел. А может быть, по дороге просто растворился, как кусочек сахара в кружке горячего чая. Больше он тебе не поможет удерживать здесь этих несчастных, одурманенных людей. Они скоро начнут просыпаться, трезветь и разойдутся по своим домам. Но тебе этого уже не увидеть, к сожалению.
Яков судорожно, с хрипом вдыхал воздух, его сильно шатало, он не мог вымолвить ни единого слова, лишь смотрел на нее полными ужаса и непонимания глазами.
— Секта твоя… Ее больше нет. — продолжала Настя, холодно наблюдая за агонией уже упавшего на колени Якова. — И никогда уже не будет. И знаешь, это было не так уж и сложно провернуть. Куда сложнее было постоянно, ежеминутно контролировать свои собственные мысли, свой внутренний мир. Даже наедине с самой собой я не должна была допустить ни малейшей оплошности, ни одной лишней эмоции. Строго. Четко. Холодно. Ничего лишнего. Ничего, что могло бы выдать меня раньше времени. Я в прямом смысле этого слова должна была думать, как настоящий, полностью одурманенный твоим демоном человек.
Я ведь сразу, еще тогда, в детстве, поняла, что моя мать находится не просто под дурным влиянием тоталитарной секты. Я поняла, что ее сознание, ее душу контролирует нечто большее, нечто древнее и абсолютно злое. И я тогда дала себе страшную, детскую клятву, что обязательно найду и уничтожу это нечто. Что бы мне это ни стоило. Я долго искала тебя. Жаждала мести. Я мечтала сделать это всё своими руками.
Если честно, мне просто невероятно повезло! Судьба сама меня столкнула с теми, кто мог помочь. Помочь по-настоящему. Ищущий да обрящет! Так ведь? — она горько усмехнулась. — Я заручилась поддержкой одной могущественной, очень старой организации. Они тихо, незаметно для всех борются со всем потусторонним злом в нашем мире. Руки у них, поверь, очень длинные. Могут достать куда угодно. Именно я сама предложила им себя в качестве живого инструмента, молота возмездия. Мне было абсолютно не жаль себя. И мне уже давно не было страшно.
Специальный настой, который они мне дали, помогал мне противостоять демоническим приказам и влиянию в моей голове. Поэтому твой волшебный, дурманящий травяной чай был для меня просто вкусным травяным чаем. Не более. Особое масло, которое так же дали мне мои покровители, — оно буквально выжгло, вернуло твоего демона прямиком в ад. Ну а ты… Ты просто отравлен самым обычным, человеческим ядом. В твоей чашке он был. Все закончилось, Яков. Всему пришел конец.
Секты больше нет. Ее больше никогда не будет.
Настя с наслаждением, впервые за долгие годы, закрыла глаза, услышав последний, хриплый выдох Якова. Потом она резко вскочила на ноги и побежала прочь, в сторону темного, но такого спасительного леса. Теперь ее главная миссия, ее священный долг были полностью выполнены. Теперь можно было просто жить. Можно было попытаться найти себе новую, мирную цель. Но будет ли это тихая, привычная многим людям жизнь с ее простыми радостями, или же это будет новая, такая же опасная борьба против другой нечисти — этого девушка еще не знала. Не решила для себя. Но у нее теперь было все время на свете, чтобы подумать об этом.
