Потеряла память
Алиса очнулась в полной, почти абсолютной темноте, от которой звенело в ушах и застилало глаза. Первое, что она ощутила – это ледяную, пронизывающую до костей сырость, сочившуюся из промерзлой земли прямо сквозь тонкую ткань ее блузки. Второе – всепоглощающую, оглушающую тишину, нарушаемую лишь тревожным шепотом листьев где-то высоко-высоко над головой и неровным, прерывистым стуком ее собственного сердца, бившегося где-то в горле, судорожным и беспомощным комом.
Она медленно, с невероятным усилием приподнялась на локтях. Голова раскалывалась на тысячи осколков, каждый из которых болью отзывался в висках, в затылке, за глазами. Каждое движение отзывалось в мышцах ноющей, выкручивающей болью, будто ее долго и изощренно избивали. Она беспомощно провела ладонью по лицу, пытаясь стереть липкую пелену страха и непонимания.
Рядом никого не было. Абсолютно никого. Не было и ее изящной кожаной сумочки, а значит, и телефона – единственной ниточки, связывающей ее с привычным, безопасным миром, который сейчас казался таким далеким и недостижимым. Женщина, преодолевая головокружение и слабость, вскочила на ноги, инстинктивно обхватив себя за плечи, пытаясь согреться, унять дрожь, сотрясавшую все ее существо.
Неподалеку, в нескольких шагах, слабо тлел, почти угасая, небольшой костер. Его чадящее, едкое дыхание щекотало ноздри, смешиваясь с запахом влажной земли, гниющих листьев и чего-то чужого, непонятного, отчего по коже бежали мурашки.
– Я… я ничего не помню… – ее собственный голос прозвучал хрипло, чужим, разбитым шепотом, потерявшимся в гнетущей тишине леса. – Как я здесь оказалась? Что это за место? Что вообще произошло? – Алиса испуганно, почти дико озиралась по сторонам, пытаясь в кромешной тьме разглядеть хоть что-то знакомое, хоть малейший намек на ответ. Сердце бешено колотилось, подступая к горлу. – О, Боже… Неужели опять? Опять этот ужасный, черный провал? Опять я все потеряла?..
Не находя ответов и не видя другого выхода, женщина, подчиняясь древнему инстинкту самосохранения, просто пошла вперед, туда, где сквозь частокол темных стволов едва угадывалась более светлая полоса – возможно, тропа или просека. Она шагала, спотыкаясь о корни и цепляясь рукавами за колючие ветки, пытаясь с отчаянной силой протаранить непробиваемую стену в своей памяти, восстановить события прошлого вечера. Но все ее попытки разбивались о глухую, непроницаемую стену. Последнее, что всплывало из пелены забвения – это поездка в такси, уютный теплый салон, и… и ее коллега, Вероника. Ее улыбка. И все. Дальше – лишь черная, беззвездная пустота, зияющая и пугающая.
Часы, проведенные в бесцельном, изматывающем блуждании по лесу, слились в один сплошной кошмар. Ноги подкашивались, слезы застилали глаза, а страх сжимал сердце все туже и туже, грозя раздавить его совсем. Но вот, наконец, сквозь частокол деревьев забрезжил свет. Алиса, собрав последние силы, почти побежала, спотыкаясь и падая, и вывалилась на обочину асфальтированной дороги. Она стояла, пошатываясь, и плакала, не в силах сдержать облегчения и отчаяния.
Судьба смилостивилась над ней – вскоре ее подобрала проезжавшая мимо на своем стареньком седане пожилая, добрая семейная пара. Они, не задавая лишних вопросов, с искренним участием укутали ее в плед, дали теплого чаю из термоса и отвезли в ближайшую больницу. К концу этого бесконечно длинного, изматывающего дня Алиса уже лежала на жесткой больничной койке, под капельницей, слушая ровный, убаюкивающий гул больничной жизни за дверью палаты.
Дверь в палату скрипнула, пропуская внутрь вереницу лучей уличного света и знакомую, изящную фигуру. Вероника замерла на пороге, ее обычно безупречный макияж был слегка смазан, а в широко распахнутых глазах читался неподдельный, почти панический ужас.
– Алисочка! Родная моя! – она бросилась к кровати, судорожно сжимая в своих холодных, дрожащих пальцах руку подруги. – Господи, я не находила себе места! Хорошо, что ты… что ты в порядке, жива! Я так виновата перед тобой, ты даже не представляешь, как я себя кошу! Видела же, в каком ты была состоянии, совсем никаком! Надо было настоять, пойти с тобой, проводить прямо до квартиры, проконтролировать! Я ужасная подруга! Неужели совсем-совсем ничего не помнишь? Ни единой детали? А что полиция говорит? Надеюсь, они уже ищут тех негодяев, которые тебя похитили? Надеюсь, их быстро найдут и накажут по всей строгости!
Голос Вероники звенел, срывался на высоких, почти истеричных нотах. Она говорила слишком быстро, слишком эмоционально, и ее пальцы сжимали руку Алисы с такой силой, что та чуть не вскрикнула от боли.
– Не… не знаю, Верунь, – тихо, с усилием выговорила Алиса, чувствуя, как накатывает новая волна слабости. – У нас в том дворе камер наблюдения нет, ты же знаешь, старый район. Ночь была глубокая, все нормальные люди уже спали. Шанс, что кто-то из соседей что-то увидел или услышал что-то подозрительное, минимален, почти равен нулю… А у меня… у меня полный, абсолютный провал. Вот я прощаюсь с тобой, выхожу из такси на тротуар, оборачиваюсь, машу тебе рукой… и… и все. Потом я уже просыпаюсь там, в том лесу, вся перемазанная в грязи, в синяках и в полном непонимании, что произошло…
Вероника еще некоторое время посидела с ней, говорила какие-то ободряющие, утешительные слова, поправила подушку, налила воды. Но в ее движениях, обычно таких плавных и уверенных, сквозила какая-то лихорадочная поспешность. Вскоре она, сославшись на неотложные дела, поспешно вышла из палаты, оставив после себя лишь легкий, терпкий аромат дорогих духов.
За пределами больницы, в прохладном воздухе, Вероника почти бегом дошла до скамейки в ближайшем скверике и рухнула на нее, как подкошенная. Она достала из сумочки пачку сигарет дрожащими руками, затянулась глубоко, до головокружения, пытаясь заглушить трясущую ее внутреннюю дрожь.
– Память потеряла. Ладно, слава всем темным силам, хоть это… Хоть проблем поменьше будет, – прошептала она сама себе, выпуская струйку дыма в прохладный вечерний воздух. – Но он… он не принял жертву. Не взял ее душу. Значит, все зря? Все насмарку? Нет, нет, этого не может быть! Нужно… нужно срочно искать дальше, следующую! Неужели мы так чудовищно просчитались? Как это вообще могло произойти?
Закрыв глаза, Вероника попыталась отмотать пленку памяти назад, в тот роковой вечер пятницы, который привел их всех к этой страшной точке.
– Алиска, ты прямо домой-то торопишься? А может, махнем куда-нибудь еще? Расслабимся немного, поболтаем? Все-таки пятница на дворе, неделя была адская, нужно снимать стресс, – Вероника обворожительно улыбнулась, ее глаза блестели в свете уличных фонарей.
– А знаешь, а почему бы и нет? – оживилась Алиса, чувствуя, как приятная усталость после рабочего дня наконец начинает отступать. – Я как раз знаю одно отличное местечко. Совсем рядом, буквально за углом, пара минут пешком…
Женщины устроились в уютном, полутемном баре, заказали по изысканному коктейлю, потом еще по одному. Они уже успели обсудить всех коллег, перемыть все косточки, посмеяться над неудачами начальства и помечтать о будущем.
– А теперь, дорогая, мой черед! Я угощаю, – подмигнула Вероника и грациозно направилась к барной стойке, оставив Алису одну за столиком.
В полумраке, под вспышки цветных неоновых огней, Алиса не заметила, как ее подруга и коллега ловким, отточенным движением высыпала в ее почти допитый бокал щепотку мелкого сероватого порошка из скрытого карманчика своего клатча. Порошок мгновенно растворился, не оставив и следа. Сделав еще несколько беззаботных глотков, Алиса внезапно почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног, а голова начинает кружиться с невероятной, опьяняющей силой.
– Что-то я совсем поплыла, – смущенно усмехнулась она, пытаясь поймать взгляд Вероники, который вдруг стал каким-то острым, колким. – Кажется, мне и правда пора домой, закругляться.
– Да ты, милая, и на ногах-то hardly стоишь, – голос Вероники прозвучал слащаво-сочувственно, она уже была рядом и успела подхватить подругу под локоть, чтобы та не рухнула со стула. – Держись за меня крепче. Я уже вызываю такси. Нам с тобой, к счастью, по пути, в одну сторону, так что сначала отвезем тебя, мою пьяную головушку.
В машине Алиса почти мгновенно провалилась в тяжелый, беспросветный сон. Она очнулась лишь тогда, когда Вероника уже настойчиво, но аккуратно трясла ее за плечо.
– Алиса, милая, мы приехали. Давай-давай, вылезай, я помогу… Ой, ну и в каком же ты состоянии, – Вероника тихонько захихикала, но в ее смехе не было ни капли веселья. – Может, все-таки проводить тебя до самой квартиры? А то ты, кажется, и двери-то своей не найдешь.
– Не-не… Не надо! Я сама… Совсем недалеко… – Алиса, тяжело опираясь на дверцу машины, с трудом выкарабкалась из салона и, пошатываясь, как маятник, поплелась к знакомому подъезду.
Такси, не дожидаясь, пока она найдет ключи, тут же рвануло с места и скрылось в ночи. Алиса, копаясь в сумке, пыталась нащупать знакомую связку, как вдруг почувствовала, что сзади на нее набросилась чья-то тень. Кто-то сильный, молчаливый и безжалостный схватил ее сзади, прижал ей к лицу ладонь, от которой противно и тошнотворно пахло какой-то химией. Сопротивляться у Алисы не было ни малейших сил. Сознание помутнело, тело обмякло и стало ватным в чужих, цепких руках.
Вероника в этот момент уже подъезжала к своему дому. Она быстро, словно заведенная, поднялась в свою квартиру, сбросила нарядное платье и надела просторный, темный спортивный костюм, натянула на голову капюшон. За ней скоро должны были заехать. Ее сердце бешено колотилось, но не от страха, а от предвкушения.
Через пятнадцать минут старенькая «девятка» уже лихо мчалась по ночной трассе, унося их прочь от города.
– Аккуратнее за рулем! – крикнула Вероника водителю, с отвращением наблюдая, как мелькают за окном придорожные деревья. – Еще чего не хватало – слететь с дороги в кювет в такую ночь. Вот будет зрелище! Развалюха, набитая пятью женщинами, да еще и с одной в багажнике… Не самое элегантное зрелище для нашего дела.
Алиса снова открыла глаза, и этот новый виток кошмара оказался в тысячу раз страшнее предыдущего.
Почему она здесь, посреди этого жуткого, незнакомого леса? Почему ее тело не слушается, отказывается двигаться, а голосовые связки выдают лишь беззвучный, хриплый шепот? Зачем прямо напротив нее, в самом центре небольшой поляны, разожгли этот костер, который чадит и трещит, отбрасывая на стволы деревников причудливые, пляшущие тени? И, самое главное, кто все эти люди?
Алиса сидела на холодной, влажной земле, беспомощно облокотившись спиной на шершавый ствол сосны. Перед ней, словно безмолвные призраки, высились пять фигур. Все они были облачены в длинные, ниспадающие до самой земли черные балахоны с глубокими, нависающими капюшонами, скрывающими лица. Но по хрупкости станов, по изяществу линий рук Алиса с ужасом поняла, что это женщины. Она попыталась издать крик, призыв о помощи, но из ее пересохшего горла вырвался лишь слабый, жалкий писк, похожий на звук, который издает пойманная мышь. Ее опоили чем-то сильным, парализующим и волю, и тело.
Фигуры в балахонах, не обращая на нее никакого внимания, тем временем выстроились в строгую линию прямо напротив Алисы.
– Сестры! – раздался низкий, вибрирующий голос той, что стояла в самом центре. Алиса с ужасом узнала в нем голос Вероники, но только преображенный, наполненный какой-то нечеловеческой мощью и уверенностью. – Возьмите друг друга за руки! Сомкните круг! Сегодня мы отдаем душу этой заблудшей овцы нашему великому владыке и вечному спасителю! Он примет эту жертву, эту дань, и в ответ одарит нас силой! Дарует нам вечную молодость и неувядающую красоту! Дарует нам право на вечность!
В тот же миг женщину затрясло так сильно, словно она дотронулась до оголенных высоковольтных проводов. Она задрожала всем телом, а костер перед ней внезапно вспыхнул с оглушительным roar, будто в него выплеснули целую канистру бензина. Воздух мгновенно наполнился едким, удушающим запахом серы и паленой, обгоревшей шерсти.
И тут Алиса увидела Нечто. Прямо из самого сердца пламени, из раскаленных добела углей, на нее уставились два огромных, горящих неземным зеленым светом глаза. А затем из костра, с шипением и бульканьем, выплеснулась черная, густая, блестящая, как свежая смола, жидкость. Она медленно, словно наливаясь жизнью, стала густеть, уплотняться, собираться в дымящуюся, бесформенную фигуру. Вот проступили длинные, неестественно тонкие руки с когтистыми пальцами, вот обозначились полусогнутые, кривые ноги, вот сформировалась уродливая, скошенная набок голова. И посреди нее – те самые два зеленых, горящих ненавистью и голодом глаза, и разверзлась огромная пасть, усеянная рядами острых, как иглы, зубов.
Алиса почувствовала, как сознание начинает уплывать от нее, подкатывает тошнота. Она изо всех сил, до боли, прикусила язык, надеясь, что это всего лишь дурной, кошмарный сон, самый страшный в ее жизни. Но ее парализованное тело отказывалось просыпаться.
– Эта чистая душа – для тебя, наш владыка! – женщина в центре, все так же дрожа, подняла с земли небольшую металлическую банку, доверху наполненную тем же сероватым порошком. – Прими ее! Огонь будет гореть до самого утра. У тебя будет время спокойно пировать, насладиться добычей, а затем уйти обратно в свою темную, вечную обитель. Мы, твои верные служительницы, благодарим тебя и смиренно оставляем!
С этими словами все пять женщин, не оглядываясь, развернулись и бесшумно растворились в темноте леса, оставив Алису одну наедине с порождением ада.
Тварь медленно, словно пробуя воздух, повернула свою ужасную голову в сторону женщины. Она с шумом втянула в себя воздух, словно нюхая его, и сделала первый шаг в ее сторону. Костер трещал и полыхал. Запах серы ударил в нос с новой, невыносимой силой.
– А-а-а… – единственный звук, который смогла издать Алиса, был сдавленным, полным абсолютного, животного ужаса. По ее щеке медленно скатилась тяжелая, горячая слеза.
Существо приблизилось еще на шаг, а затем, потеряв всякую форму, медленно, как густая нефть, расползлось по земле черной, дымящейся лужей и поползло прямо на нее, накрывая ее ноги, руки, тело… Алиса почувствовала леденящий, пронизывающий до костей холод и одновременно невыносимый жар. Все мысли, все воспоминания, все ее «я» стало растворяться, исчезать, затягиваться едким, удушающим туманом. Она закрыла глаза и поплыла вниз, в полную, беззвездную, беспросветную темноту.
И вдруг… она почувствовала, что ее что-то выталкивает назад. Сознание, почти угасшее, слабо забрезжило, как далекая звезда. Разум на секунду прояснился. Алиса из последних сил распахнула глаза. Существо уже отползло от нее назад, к костру. Оно металось у огня, словно в ярости.
– Нееееет! – прошипело оно, и этот звук скреб по душе, как ножом по стеклу. – Душа у тебя черная! Проклятая! Горькая! Я не возьму ее… Не приму! Уходи прочь! Исчезни!
Оно бешено завертелось вокруг себя, словно водоворот, а затем юркнуло обратно в пылающий костер, который тут же начал угасать, словно его лишили силы. Алиса снова закрыла глаза и на этот раз погрузилась в глубокий, безразличный, бесцветный сон, похожий на забытье.
Пять женщин сидели за массивным старинным дубовым столом в полумраке одной из квартир. Пять ведьм, связанных centuries-old клятвой, сверлили друг друга взглядами, полными скрытых упреков и страха. Давно уже не было и тени той сестринской дружбы и единства, что царили между ними сто, двести лет назад. Каждая давно жила своей собственной, отдельной жизнью, обзавелась своими тайнами и интересами. Их объединяла теперь лишь одна страшная, добровольно взятая на себя повинность. Их Владыка, их демон-покровитель, должен был регулярно получать свою жертву, свою дань. Если он принимал душу, то даровал им взамен еще несколько десятков лет безбедной, свободной, полной земных радостей жизни. Но потом, рано или поздно, ритуал приходилось повторять снова. И так – на протяжении целой вечности, которая из мечты превратилась в тяжкое бремя.
– Алиса, к счастью, память потеряла. Это хоть немного облегчает нам задачу, – холодно констатировала Вероника, барабаня длинными ногтями по столешнице. – Но факт остается фактом: мы все чудовищно ошиблись. Он не принял жертву. Отверг ее.
– Тут может быть только два варианта, сестры, – вступила другая, ее голос звучал устало и отрешенно. – Либо она – одна из нас, ведьма, скрывающая свою суть за маской обывателя. Либо… либо она в своей жизни совершила нечто настолько ужасное, непоправимое, темное, что душа ее пропиталась этой горечью и чернотой насквозь, стала непригодной, ядовитой даже для него.
– Она не ведьма! – резко парировала Вероника. – Мы бы почувствовали родную кровь сразу, с первой же встречи! Это исключено. Значит… значит, верен второй, куда более мерзкий вариант.
– Да уж! – горько усмехнулась Вероника, и в ее улыбке не было ни капли веселья. – Наша милая, тихая, правильная Алиса… Божий одуванчик, образец честности и порядочности. Кто бы мог подумать, что у нее водятся скелеты в шкафу. Да еще какие!.. Интересно, что же она такое натворила? Что могла сделать такая серая мышка, что даже адский владыка счел ее душу недостойной?..
В палату к Алисе, постучав, заглянул дежурный врач – молодой, уставший мужчина с добрыми глазами.
– Ну, как вы себя чувствуете, Алиса Сергеевна? – спросил он, просматривая ее chart. – Что-нибудь новое всплыло в памяти? Какие-то обрывки, образы?.. Нет? Что ж, я бы пока не советовал вам бить тревогу и зацикливаться на этом. Ваша психика, вполне возможно, таким образом пытается защитить вас, вытесняя слишком травмирующие, тяжелые воспоминания куда подальше, в самые потаенные закоулки подсознания. Об этом механизме вам подробнее расскажет другой специалист. Я дам вам направление к хорошему психотерапевту.
– Знаете, доктор, – слабо улыбнулась Алиса, – видимо, моя психика меня действительно очень сильно и давно защищает. Это… это уже не первый раз, когда память просто сбегает от меня, прячется в этих самых закоулках. Был один случай… давным-давно, еще когда я в университете училась. Завалила наотрез один очень важный экзамен во время зимней сессии. Помню, как выскочила из аудитории, забилась в какой-то глухой уголок в коридоре и рыдала там в три ручья от обиды и отчаяния. Потом кое-как пришла в себя и пошла в общежитие. А дальше – сплошной провал! Очнулась уже здесь, в больнице. Оказалось, меня нашли другие студенты прямо у входа в наше общежитие. Сказали, что, видимо, я поскользнулась на обледенелой ступеньке и ударилась головой. Пролежала без сознания несколько часов на лютом морозе… Врач тогда тоже говорил, что это защитная реакция, что память должна сама, постепенно восстановиться. Но, увы… так ничего и не вернулось. До сих пор иногда думаю – а что же все-таки со мной тогда произошло? Хотелось бы знать…
Молодая Лиза, тогда еще просто студентка, а не Алиса Сергеевна солидного возраста, уже больше получаса сидела на жестком стуле перед своим грозным и беспристрастным экзаменатором, преподавателем Строгановым. Дотошный, педантичный, он, казалось, получал садистское удовольствие, заваливая несчастную, перепуганную студентку. За окном начинала разыгрываться настоящая пурга, завывал ветер, но Строганов лишь торопил ее с ответом, насмешливо поглядывая на часы.
– Лиза, давайте не будем больше мучить друг друга, это бесполезно, – заключил он, с отвращением отодвигая ее зачетную книжку. – Вижу полную неподготовленность. На пересдачу придете в следующем месяце.
– А какой в этом вообще смысл? – вдруг взорвалась девушка, в которой копившееся весь семестр напряжение и страх наконец нашли выход. – Вы же меня и там точно так же завалите! Я материал знаю, может, и не на пятерку, но на твердую тройку уж точно! Поставьте ее и отпустите меня, ради Бога!
– Не знаете вы его на тройку! – внезапно взвизгнул Строганов, ударяя кулаком по столу. – Тройку еще нужно заслужить, а вы даже этого не хотите! Вас же скоро отчислят за академическую неуспеваемость! И что вы тогда будете делать? На овощебазу пойдете мерзлой картошкой торговать? Или в уборщицы?
