«Муж ушёл за красивейшей жизнью, а возвратился через 14 лет. Смотрите, кто его встретил…»
Дима никогда не знал своего отца. Пятнадцать лет он прожил в старом доме на окраине рабочего посёлка, где постоянно слышались только три голоса — его собственный, мамин и бабушкин. Мать, Оксана, трудилась на швейной фабрике, где выпускали спецодежду для шахтёров. Зарплата была копеечная, и Дима хорошо понимал, что денег всегда не хватает. Бабушка Вера, раньше работавшая поваром, теперь почти не вставала с кровати — суставы не слушались, и она проводила дни, лёжа у окна и ворча на всё вокруг.
Их дом был таким же, как и соседние — обшарпанный, серый, потрёпанный годами. Стены комнаты Димы украшали выгоревшие обои, а в углу стоял запах сырости. Зимой топили печь углем, который Дима с матерью таскали из соседней котельной, подкармливая сторожа банкой маринованных огурцов. Летом жизнь во дворе оживала — жители сажали картофель, собирались за чаем, пели песни под гитару. Но для Димы это было скорее обречённостью, чем праздником. Он чувствовал себя в ловушке — холодной, тесной и без будущего.
В школе дела у него шли средне. Не потому, что он был глуп, просто мысли были заняты другим. Особенно раздражал одноклассник Леха Горбунов — сын начальника шахты. У того были новые кроссовки, смартфон и даже мопед, на котором он катался перед всеми. А Дима носил старую куртку, доставшуюся от соседского пацана, и кеды, которые уже начинали расползаться. Однажды Леха прошептал что-то девчонкам, те рассмеялись, поглядывая на его обувь. Дима сжал кулаки, но промолчал — связываться с Горбуновым было опасно.
Отец темой для разговора не был. На все вопросы Дима получал один ответ: «Ушёл. Больше не вспоминай». Только однажды бабушка Вера, разозлившись, буркнула: «Погнался за богатой жизнью — вот и свалил». Тогда Дима не понял, что это значит. Но когда побывал у Лехи дома — с чистыми полами, запахом кофе и большим телевизором на стене — начал понимать. У них дома пахло уютом, а у Димы — угольной пылью и варёной картошкой.
Он мечтал о новых кроссовках, о мопеде, о том, чтобы мать не просиживала ночи за швейной машинкой. Но больше всего хотел, чтобы его перестали считать бедным парнем из старого дома. Как этого добиться, он не знал. Но чувствовал — надо что-то менять. Иначе такая вот серая жизнь станет его судьбой.
Серега Ковалёв стал для Димы единственным настоящим другом. Жил он через дорогу, был старше на год, высокий и растрёпанный, с рубцом над бровью — памятью от отцовской пьянки. У Сереги была маленькая сестрёнка Маша, которой он иногда приносил конфеты. Его отец, дядя Коля, почти не трезвел, а мама, тётя Люда, часто плакала, закрываясь в комнате. Дима думал: лучше вообще не иметь отца, чем такого.
Вместе они попадали в различные истории — то подрались с пацанами из другого двора, то украли яблок у старушки Марины. Однажды их забрали в отделение за то, что кидали камни в старое здание и разбили окно. Мать опять плакала, просила сына стать серьёзнее, но он лишь отмахивался. Для него жизнь в посёлке была игрой, где нужно быть умнее и быстрее других.
Всё изменилось, когда Дима столкнулся с отцом Лехи Горбунова. После очередного издёвки в коридоре школы Дима толкнул Леху, тот упал, ударился лицом. Вечером к их дому подъехал мужчина в кожаной куртке — отец Лехи. Он схватил Диму за куртку и предупредил: «Ещё раз тронешь моего сына — пожалеешь». Дима молчал, смотря в землю. Матери ничего не сказал — не хотел её расстраивать. А ночью, уткнувшись в подушку, первый раз пожалел, что у него нет отца, который мог бы заступиться.
Серега тогда сказал: «Забудь, Дим. Горбуновы — свои законы пишут. Мы сами пробьёмся». Дима кивнул, но внутри чувствовал горький укол зависти. Не к Лехе, а к его жизни — к дому, деньгам, семье. Он больше не подходил к нему, но не от страха, а потому что не хотел видеть самодовольной улыбки.
Жизнь в посёлке текла своим чередом. Дома, которые никто не называл бараками, украшали цветными занавесками, а летом цвели георгины. Зимой вместе чистили снег, а на Новый год ставили ёлку прямо на улице. Но Дима видел, как мать экономит каждую копейку, как бабушка страдает от боли, как мать вздыхает, глядя на счета. Он хотел помочь, но не знал, как.
Оксана была ещё совсем молодой, но выглядела намного старше своих лет. Ей было чуть за тридцать, но морщины уже прочертили лицо, а руки стали грубыми от работы. Она трудилась на фабрике, шила дома, делая простыни, занавески, иногда даже платья для соседок. Швейная машинка жужжала до самого вечера, и именно под этот звук Дима засыпал. Иногда он просыпался от кашля бабушки или шагов матери, идущей за чаем.
Она редко жаловалась, но Дима видел её усталость. Она мечтала, чтобы сын получил образование, уехал в большой город и стал «человеком». Но школа Диму не интересовала. Учителя ругали его за драки и прогулы, а на родительских собраниях Оксана сидела, опустив голову, слушая выговоры. Однажды классный руководитель заметила: «Похож на отца». Эти слова задели Диму, хотя он не знал, что они значат.
Однажды он решил помочь. Вместе с Серегой они подработали на рынке — грузили мешки, чистили огороды. Заработали немного, купили сахара. Мать спросила: «Откуда деньги?» Дима соврал, что нашёл потерянный кошелёк. Оксана не поверила, но промолчала. Она боялась, что сын свяжется с плохими людьми.
Бабушка Вера стала совсем слабой. Лежа на диване, она рассказывала истории о своей молодости, когда кормила шахтёров в столовой. «Ты, Димка, не будь как твой отец. Он был мечтателем, а мечты без дела — пустое дело», говорила она. Дима слушал, но не спрашивал больше про отца. Ему было стыдно думать, что, возможно, тот живёт лучше их.
Однажды ночью он услышал, как мать плачет, склонившись над машинкой. Она думала, что он спит. «За что мне это, Господи?» — шептала она. Дима сжал кулаки. Он поклялся найти способ заработать, чтобы мать больше не плакала. Но его пути снова вели к проблемам.
Дима и Серега узнали, что в соседнем посёлке строят новый магазин. Там оставляли инструменты, доски, краску. Серега предложил: «Стащим чего-нибудь, продадим — купим себе чего-нибудь». Дима колебался, но мысль о новых сапогах для матери перевесила.
Ночью они пробрались на стройку. Луна светила слабо, и им казалось, что они невидимки. Они унесли несколько досок и банок с краской, спрятали в старом сарае. На следующий день Серега нашёл покупателя — местного мужика, ремонтировавшего дом. Получили пять тысяч рублей. Дима впервые почувствовал вкус «богатства».
Но вскоре их поймали. Пропажа была замечена, кто-то видел мальчишек. Вечером приехал участковый. Оксана выслушала всё, бледная и тихая. Посмотрела на сына — и в глазах было столько боли, что Дима не смог на неё смотреть. «Зачем ты это сделал?» — только и спросила она.
Денежки вернули, доски отвезли обратно. Серегу отец жестоко наказал — неделю не выходил из дома. Дима получил выговор и материны слёзы. Она не ударила его, как раньше, просто сидела у окна и молчала. Это было хуже любого наказания.Он дал себе слово больше не воровать. Вместе с Серегой искали другие способы заработка — ловили рыбу, собирали грибы, помогали старикам. Но их импульсивность и необдуманные поступки всё портили. Однажды поссорились с соседкой, которая не заплатила как обещала. На следующий день её тачка с углём перевернулась. Оксана узнала, снова заплакала.
В тот вечер Оксана вела себя странно. Дима сразу это заметил. Щёки у неё порозовели, волосы аккуратные, на кухонном столе стояло старое зеркало, обычно пылящееся в чулане. Она надела платье — светло-голубое, с цветочками, которое сшила для соседки, но оставила себе. Такое внимание к внешности было не свойственно ей.
— Мам, ты куда-то собираешься? — спросил Дима, жуя хлеб.
— По делам. Посмотри за бабушкой, ладно?
Она ушла, оставив за собой легкий аромат духов — тех самых, что хранила для особых случаев. Дима не придал этому значения, думая о рыбалке с Серегой. Но что-то его беспокоило — внутренний дискомфорт, которого он не мог объяснить.
Через пару часов Оксана вернулась, но не одна. Дима услышал незнакомый мужской голос в сенях. Вышел на кухню — и замер. В дверях стоял мужчина в тёмном пальто, с букетом хризантем в одной руке и бутылкой вина в другой. Лицо ухоженное, глаза внимательные. Он смотрел на Диму, как на кого-то знакомого. Очень знакомого…
— Дима, — произнесла Оксана, голос её слегка дрожал, — это Андрей. Твой отец.
Слово «отец» повисло в воздухе, словно одинокая снежинка перед тем, как растаять. У Димы будто кровь прилила к голове. Он смотрел на мужчину, пытаясь найти в нём что-то своё, родное. Глаза… да, похожие. И линия подбородка, возможно. Но всё остальное было чужое — слишком ухоженное, слишком далёкое.
Андрей сделал шаг вперёд и протянул руку. Дима остался стоять на месте. Рука медленно опустилась.
— Привет, сын. Вырос, вижу. Пятнадцать, да?
Дима кивнул, не зная, что ответить. Он чувствовал себя неловко в своей старой футболке и с кружкой в руках. Оксана метнулась к столу, расставляя чашки, нарезая хлеб — будто пыталась заполнить паузу между ними.
— Садись, Андрей, — сказала она. — По喝茶ем. Дима, ты чего стоишь? Зови бабушку, будет ужин.
Он ушёл в комнату, где лежала бабушка Вера. Та полусидела, полудремала под старым пледом, но, услышав шаги, приоткрыла глаза.
— Кто там пришёл, Димка? — спросила хрипло.
— Мужик какой-то, — пробурчал он. — Знакомый мамин.
Бабушка посмотрела внимательно, но ничего не сказала. Дима вернулся на кухню. Андрей уже рассказывал что-то о городе, о работе на стройке. Оксана слушала, придерживая щеку рукой, и даже улыбалась. Дима уселся в угол, подальше от разговора, и молчал. Он наблюдал, как мать поправляет волосы, как её глаза блестят, и внутри его сжимало что-то тяжёлое, похожее на обиду.
Андрей остался ночевать. Дима слышал их шёпот за стеной, звон посуды, её редкий смех — такой тихий, почти забытый. Лёжа на диване, он смотрел в потолок, не в силах уснуть.
Утром он вышел за водой и увидел их вместе. Оксана стояла у плиты в одной рубашке, а Андрей обнимал её за плечи. Его рука лежала на её талии, а она, чуть краснея, отводила взгляд. Дима задохнулся от непонятного чувства, бросил ведро и выбежал на улицу.
Холод ударил в лицо. Он бежал по двору, не замечая снега под ногами, пока не очутился у реки. Сел на корточки, смотрел на тонкий лед и пытался понять: что он сейчас чувствует? Злость? Обиду? Боль? Он знал, как мать плакала по ночам, как бабушка проклинала «этого мечтателя», как они жили без него. А теперь он вернулся, будто ничего не случилось.
Дима просидел до тех пор, пока не окоченел. Вернувшись домой, встретил бабушку в сенях. Она, опираясь на палку, смотрела на него сурово.
— Чего сбежал, Димка? Мать волнуется.
— Не хочу я с ним разговаривать, — буркнул он.
— А ты не о себе думай, — сказала Вера. — Мать молодая еще, ей хочется жить. А ты растёшь эгоистом, только о себе.
Дима промолчал. Прошёл в комнату, завалился на диван, закрыл глаза. Слова бабушки жгли. Он знал, что она права, но не мог заставить себя принять Андрея. Для него тот был чужим. И не хотел, чтобы им становился.
Андрей не спешил уезжать. Он заглядывал несколько раз, приносил продукты — консервы, сахар, иногда даже сладости для бабушки. Однажды подарил Диме новый рюкзак — такой же, как у Лехи Горбунова. Оксана улыбнулась, сказав: «Спасибо скажи, Дим». Он невнятно пробормотал что-то, но сумку взял. Не знал, как к нему относиться — то ли благодарить, то ли выбросить.
Однажды вечером Андрей сказал:
— Дим, давай выйдем, поговорим.
Дима напрягся, но согласился. Они миновали заснеженные дворы, остановились за гаражами, где обычно собирались пацаны. Фонарь мерцал, бросая длинные тени, снег хрустел под ногами. Андрей закурил, выпустил дым и начал:
— Наверное, считаешь меня сволочью. Что уехал, бросил вас. Ты прав. Я был молод, глуп. Думал, найду лучшее, потом вернусь. Но жизнь не даёт вторых шансов просто так.
Дима молчал. Ему не нужны были оправдания.
— Сейчас живу в городе, работаю на стройке. Не богато, но нормально. Есть другая семья, маленькая дочка. Но ты — мой сын. Я думал о тебе. Хочу помочь. Чтобы у тебя была другая жизнь, не здесь.
Дима поднял глаза. Андрей смотрел серьёзно, но в глазах мелькало что-то неопределённое.
— Поезжай со мной, — сказал он. — В городе школа получше, друзья, возможности. Я обеспечу. А тут… — он показал вокруг, — тут только бедность и холод.
Дима чувствовал, как внутри всё сжимается. Мысли о матери, о её долгих ночах у машинки, о бабушке, о Сереге — всё смешалось. Уехать? Оставить их? Но в голове возникали образы новой жизни — новые кроссовки, мопед, светлые комнаты без запаха угля.
— А мама? — спросил он тихо.
Андрей затянулся, помолчал.
— Оксана сильная. Справится. А тебе надо расти, учиться. Я с ней поговорю — поймёт.
Дима опустил глаза. Он знал, что мать не поймёт. Видел, как она смотрит на Андрея — с надеждой и страхом. Боялась, что он снова исчезнет. Как раньше.
— Подумаю, — сказал Дима, чтобы закончить разговор.
Андрей кивнул, похлопал по плечу.
— Молодец. Ты парень толковый. Похож на меня в молодости.
Вернулись домой. Оксана встретила их тревожным взглядом, но ничего не спросила. Дима лег, но не мог уснуть. Перед глазами всплывали лица: матери, бабушки, Сереги. Он представлял город, квартиру, новую одежду. Но каждый раз видел лицо матери — уставшее, но родное.
На следующий день он пошёл к Сереге. Тот чинил удочку на крыльце. Дима рассказал всё. Серега сплюнул в снег:
— Он тебя кинет, как раньше. Такие не держат слова. А мать одна останется. Подумай хорошенько.
Дима промолчал. Он знал, что друг прав. Но часть его всё ещё цеплялась за эту мечту. Вернулся домой вечером. Оксана сидела за машинкой, и её игла жужжала, как всегда. Дима смотрел на её согнутую спину и понимал: не может он её бросить.
Андрей уехал через неделю. На прощание дал матери немного денег — несколько мятых банкнот, которые она спрятала в старую коробку из-под чая. Обещал вернуться, звонить, присылать посылки. Оксана кивала, но в глазах было пусто — она знала, что больше не увидит его.
Дима смотрел на них из угла и чувствовал облегчение. Он не хотел, чтобы отец оставался.
В тот вечер Оксана долго сидела на кухне, глядя в окно. Дима принёс ей чай.
— Он больше не придёт, — сказал он тихо.
Она посмотрела на него, и в её взгляде было столько тепла, что у него сжалось сердце. Она кивнула — не спрашивая, о ком он говорит.
— Садись, Димка, пей чай. А то остынет.
Они молчали, но в комнате было тепло. Дима думал, что их жизнь, может, и не идеальна, но она настоящая. Пару дней назад он принёс мешок картошки, заработав у соседки. Оксана улыбнулась и назвала его молодцом. Это было важнее любых обещаний.
Бабушка Вера умерла зимой. Ушла тихо, как свеча, догоревшая до конца. На похоронах Дима плакал, пряча лицо в куртку. Стыдился слёз, но не мог сдержаться. Без неё дом стал тише. Но он знал — справятся.
Жизнь в посёлке продолжалась. Дима записался в секцию бокса — тренер, бывший шахтёр, брал бесплатно, если не прогуливать. После тренировок болели ноги, но он старался. Помогал соседям, ходил с Серегой на рыбалку, мечтали о городе. Но теперь Дима понимал — он не оставит мать одну.
Однажды, вернувшись домой, он увидел, как Оксана шьёт новое платье — не для соседки, а для себя. Она напевала, и в этом звуке было что-то тёплое. Дима сел за стол, взял кружку чая и подумал: может, их жизнь и не богата, но она их. За окном падал снег, покрывая посёлок белым покрывалом. И в этой тишине было что-то родное, как будто всё стало на свои места.
