Шикарно живешь! — предъявил мне бывший, который платит мизерные алименты
Вероника закрыла дверь ванной и прижалась к ней спиной. Сжала веки, сделала глубокий вдох. Пять минут. Всего пять минут тишины перед неизбежным хаосом.
— Мам, папа приехал! — пронзительный голос Тимофея, наполненный восторгом, прорвался сквозь преграду.
Она провела ладонями по лицу, взглянула на свое отражение. Ничего примечательного — обыкновенная женщина тридцати двух лет, каштановые волосы стянуты в неаккуратный хвост, лицо без макияжа. Именно в таком виде он ненавидел ее больше всего.
— Сейчас, родной!
Когда она вошла в гостиную, Борис уже устроился на новом диване, закинув ногу на ногу, будто это его законное место, а она здесь случайная посетительница. Тимофей вертелся рядом, демонстрируя отцу новую игрушку.
— Привет, — холодно бросила Вероника.
Борис окинул ее оценивающим взглядом с макушки до пят.
— Шикарно устроилась! — произнес он с откровенной насмешкой, поглаживая обивку дивана. — Неплохо обживаешься. А на алименты продолжаешь ныть.
Вероника стиснула зубы. Только не сейчас. Только не при сыне.
— Тим, собирай вещи, — сказала она, стараясь сохранить ровный тон. — Не забудь книгу для чтения.
Мальчик кивнул и умчался в свою комнату. Борис проводил его взглядом и тут же вернулся к любимой теме.
— Жалуешься, что денег не хватает, а сама мебель покупаешь. Любопытно, кто спонсирует? — он ехидно приподнял бровь.
— Это не твоя забота, — резко ответила Вероника. — Пять тысяч в месяц — не алименты, а унижение. И ты это прекрасно понимаешь.
— Больше не получишь. Сама захотела развестись — сама выкручивайся, — он пожал плечами. — Я предупреждал.
Вероника отвернулась, чтобы он не увидел дрожь в ее руках. Три года прошло с момента развода, а он все еще мстит. Каждая встреча, каждый разговор превращается в испытание.
— Давай сегодня без этого, — тихо сказала она. — Тимофей так ждал эти выходные с тобой.
Борис поднялся с дивана, приблизился. От него веяло дорогим парфюмом и самодовольством.
— А чего ты ожидала? Что я буду изображать довольного бывшего? — прошипел он, понизив голос. — Ты разрушила семью. Ты все испортила.
— Семью? — Вероника горько усмехнулась. — Ту, где ты появлялся под утро? Где мое мнение ничего не значило? Где ты контролировал каждый мой шаг?
— Я любил тебя! — вырвалось у него с такой яростью, что она невольно отпрянула. — А ты выбросила все в мусор. И знаешь что? Я буду напоминать тебе об этом снова и снова.
Дверь в комнату Тимофея распахнулась, и мальчик выбежал с рюкзаком за спиной.
— Я готов, пап!
Лицо Бориса мгновенно преобразилось — злоба исчезла, уступив место сияющей улыбке.
— Отлично, чемпион! Сегодня будет незабываемый день!
Тимофей подбежал к маме, крепко обнял ее.
— Пока, мамочка.
— До завтра, солнышко, — Вероника поцеловала сына в макушку. — Слушайся папу.
Она проводила их до двери, помахала Тимофею. Борис, не оборачиваясь, взял сына за руку и направился к лифту. В последний момент он все же оглянулся и бросил на нее тот самый взгляд — это еще не конец.
Дверь захлопнулась. Вероника медленно опустилась на пол, прижавшись спиной к стене, и закрыла лицо руками.
— Он просто невыносим, — Анна раздраженно помешала ложкой в кофе. — Как ты вообще с ним жила?
Они сидели в уютном кафе неподалеку от дома Вероники. Тимофей был с отцом, и она могла позволить себе несколько часов свободы.
— Он не всегда был таким, — Вероника задумчиво уставилась в окно. — В начале все было иначе. Потом… все менялось постепенно. День за днем. И я не замечала, как погружалась в эту трясину.
— Но ты нашла в себе силы уйти, — Анна положила руку на плечо подруги. — Многие не решаются.
— Ради Тимофея, — кивнула Вероника. — Я не хотела, чтобы он рос в семье, где отец считает, что может распоряжаться матерью. Где крик и контроль — норма.
— А теперь он мстит тебе этими жалкими подачками, — Анна покачала головой. — Но ты можешь подать на увеличение алиментов? По закону он обязан платить больше.
Вероника сделала глоток кофе.
— Могу. Но он работает неофициально, по документам получает копейки. Судиться можно месяцами, а результат тот же. К тому же он пригрозил, что в таком случае потребует равного времени с Тимофеем.
— Он шантажист, — резко сказала Анна.
— Он отец моего ребенка, — тихо ответила Вероника. — Как бы там ни было. И Тимофей его обожает.
Анна пристально посмотрела на подругу.
— Вер, скажи честно — ты его боишься?
Вероника хотела возразить, но слова застряли в горле. Боится ли она? Не физически — Борис никогда не поднимал на нее руку. Но то, как он умеет проникать под кожу, выбивать почву из-под ног одним словом, одним взглядом…
— Наверное, да, — наконец призналась она. — Боюсь, что он никогда не отпустит прошлое. Что эта война никогда не закончится.
— Она закончится, когда ты перестанешь бояться, — Анна сжала ее ладонь. — Я через это прошла, помнишь? С Игорем было то же самое. Пока я дрожала от каждого его слова, он чувствовал власть. А потом я просто… перестала реагировать.
— Легко сказать.
— Непросто. Но возможно, — Анна улыбнулась. — И знаешь, с чего начать? С того самого дивана, который его так задел.
— О чем ты? — не поняла Вероника.
— Начни жить для себя, — пояснила Анна. — Не для того, чтобы ему что-то доказать, а для себя. Купи ту лампу, о которой мечтала. Сделай новую прическу. Запишись на курсы. Ты свободна, понимаешь? А он — нет. Он застрял в прошлом, а ты — нет.
Вероника задумалась. В чем-то подруга была права. Все эти три года она жила в постоянном напряжении, экономила на всем, лишь бы Борис не мог упрекнуть.
— Три года, — прошептала она. — Три года я оглядываюсь на него.
— Пора перестать, — твердо сказала Анна.
Звонок в дверь раздался ровно в семь. Вероника открыла, и Тимофей тут же вцепился в нее, обнимая за ноги.
— Мамочка! Мы катались на аттракционах! И папа купил мне огромную машинку!
— Здорово! — она провела рукой по его волосам. — Иди, покажи.
Мальчик умчался в комнату, а Борис остался в дверях, опираясь на косяк. Его взгляд сразу же зацепился за новую лампу в гостиной.
— Деньги лишние? — язвительно спросил он.
Вероника вдруг почувствовала, как внутри что-то перевернулось. Усталость от вечной обороны, от бесконечных уколов накрыла ее. Сколько можно?
— Знаешь, — она посмотрела ему прямо в глаза, — ты прав. Живу шикарно. И буду жить еще лучше. Потому что я этого заслуживаю.
Борис явно не ожидал такого ответа. Он замер, будто не понимая, что происходит.
— Да ты…
— Спасибо, что привез Тимофея вовремя, — она перебила его, сохраняя спокойствие. — Увидимся через две недели.
И закрыла дверь прямо перед его ошеломленным лицом.
Тимофей влетел в комнату, размахивая огромной красной пожарной машинкой.
— Мам, смотри какая! С настоящей сиреной и выдвижной лестницей!
Вероника улыбнулась, присев на корточки рядом с сыном.
— Потрясающая машинка! Папа выбрал тебе замечательный подарок.
Лицо мальчика светилось от восторга, и в груди Вероники что-то болезненно сжалось. Какими бы сложными ни были их отношения с Борисом, ради таких мгновений стоило терпеть всё. Ради этой чистой, беззаветной детской радости.
— Папа сказал, что ты мало работаешь, поэтому у нас мало денег, — неожиданно сообщил Тимофей, нажимая на кнопку, и оглушительная сирена заполнила комнату. — И что если бы мы жили вместе, у нас был бы большой дом и много игрушек.
Вероника замерла. В пальцах мгновенно похолодело.
— Он… что именно сказал?
Тимофей пожал плечами, увлечённо крутя в руках новую игрушку.
— Что если бы ты не была такой упрямой, мы бы жили втроём. И завели бы собаку, — он поднял на мать большие глаза. — Мам, а правда, можно нам собаку?
Вероника сделала глубокий вдох, пытаясь совладать с внезапной волной гнева.
— Тим, родной, иди помой руки и переоденься. Я разогрею ужин, — как можно спокойнее произнесла она.
Когда сын скрылся в ванной, Вероника схватила телефон и быстро набрала сообщение Борису: «Нам нужно срочно поговорить. Это серьёзно.»
Ответ пришёл почти мгновенно: «Не о чем.»
Она так сильно сжала телефон, что хрустнул пластик. «Ты используешь ребёнка, чтобы давить на меня. Это отвратительно.»
«Я просто говорю сыну правду. Ты сама разрушила нашу семью.»
Вероника швырнула телефон на диван. Слёзы подступили к горлу, но она сжала зубы. Нет, больше она не будет плакать из-за него. Хватит.
— Я не пойду к папе! Не хочу!
Тимофей стоял посреди прихожей, упрямо скрестив руки на груди. Вероника присела перед ним, пытаясь заглянуть в заплаканные глаза.
— Солнышко, но почему? Ты же всегда так ждёшь встреч с папой.
— Он сказал, что поедем к бабушке Зине, — мальчик шмыгнул носом. — А она… она меня не любит. Говорит, что я весь в тебя, и поэтому ничего путного из меня не выйдет.
Вероника почувствовала, как внутри закипает ярость. Мать Бориса всегда относилась к ней с холодным презрением, но переносить свою ненависть на ребёнка…
— Тим, у вас с папой сегодня запланирован поход в музей, — мягко напомнила она. — Ты ведь так мечтал увидеть скелет тираннозавра.
— Я не хочу никуда идти, — мальчик упрямо потряс головой. — Можно я останусь с тобой? Пожалуйста.
В дверь позвонили. Вероника выпрямилась, сделала глубокий вдох. Открыв дверь, она увидела Бориса в строгом костюме, с привычной самоуверенной ухмылкой.
— Ну что, чемпион, готов? — он заглянул через плечо Вероники и нахмурился, увидев опухшее от слёз лицо сына. — Что случилось?
— Тимофей не хочет ехать к твоей матери, — ровно сказала Вероника. — И я его прекрасно понимаю.
Лицо Бориса исказилось.
— А, так ты настраиваешь его против моей семьи? — прошипел он. — Отлично работаешь.
— Нет, Борис, — Вероника покачала головой. — Это твоя мать настраивает его против меня. Говорит, что он неудачник, потому что похож на меня.
— Чушь собачья, — резко отрезал он. — Мама обожает Тиму.
— Папа, я не хочу к бабушке, — тихо, но твёрдо повторил Тимофей, прячась за маминой спиной.
Борис нахмурился, переводя взгляд с сына на бывшую жену.
— Ты его просто запугала…
— Борис, остановись, — Вероника подняла руку. — Не при ребёнке. Тимофей, иди в комнату, я поговорю с папой.
Мальчик с явным облегчением умчался. Вероника скрестила руки на груди.
— Что это за игры? — спросила она. — Зачем ты внушаешь ему, что мы могли бы жить вместе? Зачем снова даёшь ему ложную надежду?
Борис прищурился.
— А почему нет? Это правда. Если бы ты не устроила этот цирк с разводом…
— Цирк? — Вероника горько усмехнулась. — Для тебя наш брак был таким уж идеальным?
— Да, чёрт возьми! — он повысил голос. — У нас была нормальная семья. Я обеспечивал вас. Чего тебе ещё не хватало?
— Свободы, — твёрдо ответила она. — Уважения. Возможности дышать. Ты контролировал каждый мой шаг, каждую копейку, каждое слово. Это не семья, Борис. Это был ад.
— Я любил тебя! — вырвалось у него с такой яростью, что Вероника невольно отпрянула. — И до сих пор люблю, несмотря на всё, что ты натворила!
Она остолбенело уставилась на него. Этого признания она никак не ожидала.
— Если это любовь, — медленно произнесла она, — то я предпочитаю одиночество.
Борис провёл рукой по лицу, и вдруг его уверенность куда-то испарилась.
— Я не понимаю, где ошибся, — тихо сказал он. — Я старался. Я думал, что всё делаю правильно.
Вероника впервые за долгие годы увидела в нём не врага, а сломленного человека.
— Борис, — она вздохнула, — ты пытаешься вернуть прошлое, которого уже нет. И вовлекаешь в это Тимофея. Это жестоко по отношению к нему.
— А разрушить семью — не жестоко? — в его голосе снова зазвучали знакомые нотки горечи.
— Наша семья умерла задолго до развода, — Вероника покачала головой. — Мы просто делали вид, что всё в порядке. Я больше не могла.
Они стояли в тяжёлом молчании, будто между ними не три года вражды, а целая пропасть. Наконец Борис заговорил:
— Я хочу быть хорошим отцом. Я правда этого хочу.
— Тогда начни с того, чтобы услышать сына, — мягко сказала Вероника. — Сегодня он не хочет видеть твою мать. Уважай его выбор.
Борис явно боролся с собой. Наконец он кивнул.
— Хорошо. Пусть решает сам.
Вероника позвала Тимофея, и тот нерешительно выглянул из комнаты.
— Тим, — Борис присел перед сыном, — мы не поедем к бабушке, если ты не хочешь. Как насчёт музея с динозаврами?
Лицо мальчика просияло.
— Правда? — он недоверчиво посмотрел на отца. — И ты не будешь злиться?
— Не буду, — Борис протянул руку. — Обещаю.
Тимофей вопросительно взглянул на маму. Она улыбнулась и кивнула.
— Иди, родной. Папа сдержит слово.
Борис взял сына за руку, и они вышли в подъезд. У лифта он обернулся и посмотрел на Веронику долгим, изучающим взглядом. Без привычной злобы, а словно пытаясь что-то понять.
— Я позвоню, если задержимся, — неожиданно сказал он.
Когда дверь лифта закрылась, Вероника прислонилась к стене и закрыла глаза. Что-то изменилось. Самую малость, но изменилось.
Месяц спустя Вероника с удивлением осознала, что теперь ждёт выходных, когда Тимофей уходит к отцу, без привычного чувства тревоги. Борис больше не использовал сына как оружие. Не отпускал язвительных комментариев о её жизни. Он всё ещё был далёк от идеала, но война, кажется, пошла на спад.
В пятницу вечером, когда он пришёл за сыном, его взгляд зацепился за новые шторы в гостиной.
— Ремонт затеяла? — спросил он, но без привычной едкости.
— Постепенно, — кивнула Вероника. — Шаг за шагом.
Борис неловко переступил с ноги на ногу.
— Слушай… Я тут подумал. Мы оба хотим, чтобы у Тимофея было всё необходимое.
Вероника насторожилась. К чему он ведёт?
— Я увеличу алименты, — он выдавил из себя. — До пятнадцати тысяч. Больше пока не могу.
Она изумлённо уставилась на него.
— Почему?
— Потому что он мой сын, — пожал плечами Борис. — И… я был неправ. Во многом.
Эти слова — признание своей неправоты — она не слышала от него за все годы брака.
— Спасибо, — искренне сказала Вероника. — Для Тимофея это важно.
Борис кивнул и отвел глаза.
— Я не хочу войны, Вер. Правда не хочу.
Она почувствовала, как внутри разливается тёплое чувство — не любовь, нет, но что-то похожее на облегчение. На мир после долгой и изнурительной битвы.
— Я тоже, — тихо ответила она. — Никогда не хотела.
Когда они с Тимофеем ушли, Вероника подошла к окну. Внизу, на детской площадке, сын показывал отцу новый трюк на турнике. Борис смеялся и аплодировал. Она улыбнулась.
Роскошь — это не новый диван или лампа. Роскошь — это спокойствие. Возможность дышать полной грудью. И она наконец начала понимать, что заслуживает этой роскоши.
