– Ты серьёзно решил позвать свою маму жить к нам без моего согласия? – с раздражением заявила я
– Ты серьёзно решил позвать свою маму жить к нам без моего согласия? – с раздражением выпалила я, чувствуя, как внутри всё закипает от возмущения.
Андрей замер с чашкой кофе на полпути ко рту. За окном накрапывал мелкий осенний дождь, капли стучали по карнизу, создавая тревожный аккомпанемент нашему разговору. Кухня, обычно уютная и тёплая по вечерам, сейчас казалась тесной и душной.
– Оля, ну давай не будем… – начал он своим привычным успокаивающим тоном, от которого мне захотелось швырнуть в него кухонное полотенце. – Мама совсем одна, после смерти отца ей тяжело…
– Нет, давай будем! – перебила я, присаживаясь напротив него за стол. – Мы женаты пятнадцать лет, Андрей. Пятнадцать! И за всё это время ты не научился обсуждать со мной важные решения?
Муж поставил чашку на стол, я заметила, как его пальцы слегка дрожат. Когда-то эти руки казались мне самыми надёжными в мире. Сейчас же хотелось отодвинуться подальше, чтобы он не видел, как предательски блестят мои глаза.
– Мама вчера звонила, – тихо произнёс он, глядя в окно. – Прорвало трубу, затопило квартиру снизу. Ты же знаешь этот старый дом… Я не мог ей отказать.
– Могли бы помочь с ремонтом, – я старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал. – Нанять рабочих, в конце концов. Но жить вместе? Андрей, у нас двое детей, своя устоявшаяся жизнь…
– Это временно, – он попытался взять меня за руку, но я отдёрнула её. – Пока не сделают ремонт. Месяц, максимум два.
Я горько усмехнулась. За пятнадцать лет брака я достаточно хорошо изучила свою свекровь. Татьяна Петровна никогда не упускала случая намекнуть, что я недостаточно хорошая хозяйка, что борщ у меня не такой наваристый, как у неё, а шторы в гостиной висят не так, как надо.
– Два месяца растянутся на полгода, потом на год… – я встала из-за стола, чувствуя, что ещё немного, и расплачусь. – А я буду чувствовать себя чужой в собственном доме. Спасибо, что хоть предупредил заранее, а не поставил перед фактом в день переезда.
Последние слова я почти прошептала, выходя из кухни. В спальне было темно и прохладно – форточка осталась открытой с утра. Я подошла к окну, вглядываясь в серую пелену дождя. Где-то там, в старой пятиэтажке на другом конце города, Татьяна Петровна наверняка уже паковала чемоданы, представляя, как будет «помогать» нам вести хозяйство и воспитывать детей.
«Доченька, котлеты надо делать вот так…», «Олечка, детям нужен режим, а у вас…», «Сыночек, я же говорила, что Оленька не справляется…»
От одних только воображаемых фраз к горлу подступила тошнота. Внизу хлопнула входная дверь – Андрей ушёл на работу, даже не попрощавшись. Впервые за пятнадцать лет.
Татьяна Петровна появилась в нашем доме ровно через неделю после того разговора на кухне. Я как раз заканчивала готовить ужин, когда услышала, как во дворе остановилась машина. Вытерев руки полотенцем, подошла к окну: Андрей доставал из багажника два огромных чемодана, а его мать, в светло-сером плаще и с неизменной укладкой, осматривала наш двор, поджав губы – словно прикидывала, что здесь можно улучшить.
Дети выбежали встречать бабушку. Машка с Димкой обожали её – ещё бы, она всегда привозила подарки и никогда не ругала за беспорядок в комнате. Я смотрела, как они повисли на ней с двух сторон, а она достаёт из сумочки какие-то свёртки…
– Мои хорошие! – голос Татьяны Петровны разнёсся по всему двору. – Как же я по вам соскучилась! А это вам гостинцы, только маме не говорите – она же не любит сладкого перед ужином…
Я до боли стиснула зубы. Начинается. Даже не переступив порог, она уже подрывает мой родительский авторитет.
– Мама, давай я понесу, – Андрей потянулся за её дорожной сумкой, но она отмахнулась:
– Сама справлюсь, сынок. Ты же знаешь, я человек самостоятельный. Вон, всю жизнь одна тебя растила…
Я отошла от окна. В кастрюле закипал борщ – может, хоть сегодня обойдётся без комментариев о том, что морковки маловато, а свёклы многовато.
Входная дверь открылась, впуская гомон голосов и шарканье ног.
– Олечка! – Татьяна Петровна, раскрасневшаяся и какая-то непривычно суетливая, шагнула в кухню. – Как же у вас хорошо пахнет! А я тут… вот, пришлось потревожить…
Она обвела взглядом кухню, и я заметила, как дрогнули её губы. На секунду мне даже стало её жаль – всё-таки немолодая уже женщина, привыкшая к своему углу, а тут…
– Проходите, Татьяна Петровна, – я постаралась улыбнуться. – Сейчас будем ужинать. Дети, мойте руки!
– Я помогу накрыть на стол, – засуетилась она, направляясь к шкафчику с посудой. – Ой, а тарелки-то у вас всё те же… Я давно говорила Андрюше – купите новый сервиз, этот уже не модный…
Я молча достала половник. Главное – дышать глубоко и считать до десяти.
– Машенька, солнышко, садись ближе к бабуле, – ворковала Татьяна Петровна, расставляя тарелки. – Я тебе такую куклу привезла – загляденье! Правда, мама говорит, что у тебя уже много игрушек…
Дочка бросила на меня виноватый взгляд. Я демонстративно помешивала борщ, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. Две недели. Максимум месяц. Я смогу. Я справлюсь.
– А где же мама будет спать? – поинтересовался Димка, с любопытством разглядывая чемоданы в прихожей.
– В твоей комнате, сынок, – ответил Андрей, раскладывая столовые приборы. – Ты же не против пожить с сестрой?
Машка просияла – она давно мечтала устроить что-то вроде вечного пижамного пати. А я застыла с половником в руке. В детской? Серьёзно? Мы же договаривались про диван в гостиной…
– Нет-нет, что вы! – всплеснула руками Татьяна Петровна. – Я прекрасно устроюсь в гостиной. Не хочу стеснять детей…
Но по её тону было понятно – она уже примеряется к детской, прикидывает, как переставит мебель и какие шторы повесит. В конце концов, она же «опытная мама», в отличие от некоторых…
Ужин прошёл в странной атмосфере – Татьяна Петровна расспрашивала детей о школе, то и дело бросая на меня косые взгляды, Андрей старательно поддерживал беседу, а я… я считала минуты до того момента, когда смогу уйти в спальню и хотя бы там побыть в тишине.
– Борщ очень вкусный, Оленька, – неожиданно произнесла свекровь. – Только знаешь, если добавить в него немного…
Я с грохотом отодвинула стул.
– Простите, мне нужно проверить почту. Рабочую, – добавила я, хотя никто и не спрашивал.
Уже в коридоре я услышала её шёпот: «Андрюша, а невестка-то у тебя всё такая же… нервная».
Две недели пролетели как в тумане. По утрам я всё дольше оставалась в постели, прислушиваясь к доносившимся из кухни звукам – позвякивание посуды, шкворчание масла на сковороде, тихая мелодия радио…
Раньше в это время я сама хозяйничала на кухне, готовила завтрак, слушала сонное сопение детей. Теперь же всё изменилось. К восьми часам запах свежей выпечки проникал даже сквозь закрытую дверь спальни, а вместе с ним – звонкий голос свекрови, напевающей какую-то старую песню.
– Доброе утро, Оленька! – её голос звучал приторно-сладко. – Я тут решила блинчики детям на завтрак испечь. Димочка вчера говорил, что давно их не ел…
Я прикусила губу. Конечно, не ел – последний месяц был слишком загруженным на работе, я еле успевала приготовить что-то на скорую руку.
– А я тут заметила, – продолжала свекровь, ловко переворачивая очередной блин, – у вас в шкафу крупы как-то неправильно расставлены. Я немного переложила, теперь удобнее будет…
Машка с Димкой уплетали блины за обе щеки, не замечая, как я побледнела. Мой шкаф. Моя кухня. Моя жизнь. Всё постепенно выскальзывало из рук.
– Мам, не нужно было, – я старалась говорить спокойно. – У меня своя система…
– Ой, да какая там система! – отмахнулась она. – Вот у меня в своё время…
Я не стала дослушивать, молча взяла чашку кофе и ушла в спальню собираться на работу. Это стало моим спасением – офис, где никто не комментировал каждый мой шаг.
Вечером, вернувшись домой, я застала детей за уроками на кухне. Татьяна Петровна, восседая во главе стола, проверяла Машкину тетрадь по математике.
– Нет-нет, внученька, так неправильно, – её голос был полон святого терпения. – Вот смотри, как надо. Странно, что в школе вам не объяснили… А мама проверяет домашние задания?
Машка виновато покосилась в мою сторону: – Проверяет… иногда. Когда время есть.
– Вот именно, что иногда, – вздохнула свекровь. – А с детьми надо заниматься постоянно. Я с Андрюшей каждый день уроки делала, поэтому он и вырос таким…
– Достаточно! – я резко поставила сумку на стол. – Дети, марш в свою комнату. Уроки можно делать там.
– Но мы ещё не закончили… – начала было Машка.
– Закончите наверху!
Когда дети ушли, я повернулась к свекрови: – Татьяна Петровна, давайте договоримся. Я благодарна вам за помощь, но воспитание детей – это наше с Андреем дело.
– Конечно-конечно, – она улыбнулась той самой улыбкой, от которой у меня всегда сводило зубы. – Я же только помочь хотела. Вижу, как ты устаёшь на работе… Может, стоит больше времени уделять семье? Андрюша хорошо зарабатывает, мог бы и один…
– Моя работа не обсуждается, – отрезала я.
В этот момент хлопнула входная дверь – вернулся Андрей.
– О, какой запах! – он принюхался. – Мам, ты печёшь свой фирменный пирог?
– Да, сынок! – она просияла. – Специально для тебя. Помнишь, как в детстве любил? А то в последнее время только магазинные торты и ели…
Я молча начала разбирать сумку с продуктами. Тот самый пирог, о котором Андрей говорил каждый раз, когда я пыталась что-то испечь: «Вкусно, конечно, но у мамы как-то по-другому получалось…»
– Оля, ты чего такая хмурая? – муж попытался обнять меня, но я отстранилась.
– Устала, – бросила коротко. – И голова болит.
– Может, тебе прилечь? – заботливо предложила свекровь. – Я сама накрою на ужин. Заодно покажу Андрюше, как я переставила посуду в шкафах – так ведь удобнее, правда?
Я закрыла глаза и медленно досчитала до десяти. Потом до двадцати. Не помогло.
– Знаешь что, – я повернулась к мужу. – Действительно пойду прилягу. А вы… вы тут без меня справитесь. Вы же семья.
Последнее слово я почти выплюнула. Поднимаясь по лестнице, я слышала, как свекровь говорит: – Андрюша, ну что ты такой грустный? Она просто устала. Давай я тебе пирога положу побольше, ты же любишь с корочкой…
В тот вечер я собирала сумку, а в голове звенела пустота. На автомате складывала вещи: футболка, джинсы, зубная щётка… Сверху положила ноутбук – хоть поработаю спокойно. Телефон завибрировал – сообщение от Ленки: «Комната готова, приезжай в любое время».
Внизу гремел очередной семейный ужин. Голос свекрови доносился до спальни: – Андрюша, я тут подумала… Может, шторы в гостиной поменять? Эти какие-то мрачные. Я видела в магазине чудесные, с цветочками…
Я застегнула сумку. Шторы мы выбирали с Андреем на прошлый день рождения – ходили по магазинам целый день, спорили, смеялись. Теперь это казалось таким далёким, будто из другой жизни.
– Мам, я пойду к Лене, – крикнула я с лестницы. – Рабочий проект нужно доделать.
Андрей выглянул из кухни: – Сейчас? Уже поздно…
– Дедлайн горит.
Я старательно избегала его взгляда. Знала – посмотрю в глаза, и решимость растает, как прошлогодний снег.
– Может, поешь сначала? – Татьяна Петровна выплыла в коридор, вытирая руки передником. – Я твои любимые котлетки приготовила. По особому рецепту…
«Любимые котлетки». За пятнадцать лет она так и не запомнила, что я не ем мясо.
– Спасибо, не голодна.
Дети высыпали в прихожую: – Мам, ты надолго? – А нам завтра математику поможешь? – А можно я с тобой?
Я обняла их обоих, зарылась носом в родные макушки. От Машки пахло карамельным шампунем, от Димки – почему-то апельсинами.
– Мам, ты чего? – удивилась дочка. – Будто прощаешься…
– Просто соскучилась, – я через силу улыбнулась. – Веду себя глупо, да?
– Ничего не глупо, – Димка прижался крепче. – Ты самая лучшая.
Я поцеловала их ещё раз и быстро вышла, пока не передумала. Сумка оттягивала плечо, в горле стоял ком.
– Оля! – Андрей догнал меня у подъезда. – Подожди, я отвезу.
– Не надо, – я покачала головой. – Пройдусь, подумаю.
– О чём?
Я наконец посмотрела ему в глаза. Сколько раз за эти годы я находила в них поддержку, любовь, понимание… А сейчас – только растерянность и что-то ещё, неуловимое. Страх?
– О нас, – я сделала глубокий вдох, пытаясь справиться с дрожью в голосе. – Помнишь, как мы начинали жить вместе? Каждая мелочь была нашей – от расстановки чашек на кухне до времени семейных ужинов. А теперь… теперь я каждый день просыпаюсь с чувством, будто я гостья в собственном доме. Твоя мама не просто живёт с нами, Андрей. Она шаг за шагом стирает всё, что было создано нами за эти годы. И самое страшное – ты этого даже не замечаешь. О том, что я больше не чувствую себя здесь хозяйкой. Женой. Матерью.
– Ты преувеличиваешь, – он попытался взять меня за руку. – Мама просто хочет помочь…
– Нет, – я отстранилась. – Не преувеличиваю. Знаешь, что самое страшное? Я начала ненавидеть собственный дом. Место, где должна чувствовать себя счастливой.
– И что ты предлагаешь?
– Ничего, – я пожала плечами. – Просто хочу побыть одна. Подумать. Может, и ты подумаешь.
Я развернулась и пошла по аллее, не оглядываясь. Фонари отбрасывали длинные тени, где-то вдалеке лаяла собака. В окне нашей квартиры горел свет – наверное, Татьяна Петровна укладывает детей спать. По-своему, конечно. Не так, как привыкли они. Не так, как делала я.
Телефон в кармане снова завибрировал. «Ты где? Чай стынет», – писала Ленка.
«Уже еду», – ответила я, вытирая предательские слёзы.
Всю дорогу до подруги я представляла, как Андрей вернётся домой, как мама будет утешать его своим фирменным пирогом, как станет объяснять, что я всегда была слишком эмоциональной, не приспособленной к семейной жизни…
А может, именно сейчас, оставшись наедине с этой ситуацией, он наконец увидит то, что я пыталась ему объяснить все эти недели. Может, задумается о том, что семья – это не только мама, но и жена, и дети. И что иногда нужно делать выбор.
Автобус тронулся, увозя меня прочь от дома, где я оставила часть своего сердца. Интересно, хватит ли у Андрея мудрости понять, что я ушла не от него, а от ситуации, которую он сам создал? И хватит ли у меня сил дождаться этого понимания?
Три дня в квартире Ленки растянулись как вечность. Я работала удалённо, созванивалась с детьми и старалась не думать о том, что происходит дома. Но мысли всё равно возвращались туда, к родным стенам, к запаху свежесваренного кофе по утрам, к детскому смеху…
Телефон зазвонил вечером четвёртого дня. На экране высветилось «Мама» – Татьяна Петровна настояла, чтобы я так записала её номер ещё в первый год замужества.
– Олечка, – её голос звучал непривычно тихо. – Нам нужно поговорить.
Я молчала, комкая в пальцах край футболки.
– Знаешь, – продолжила свекровь после паузы, – когда умер Андрюшин отец, мне казалось, что жизнь кончена. Я цеплялась за сына, за воспоминания… За свои привычки. Они придавали сил, помогали не сломаться.
Она прерывисто вздохнула: – А потом случилась эта история с трубами, и я… я испугалась остаться одной. Совсем одной. Вцепилась в возможность быть рядом с сыном, с внуками. Не подумала о тебе. О том, что вторгаюсь в чужую жизнь.
– Татьяна Петровна…
– Нет, дай договорить, – её голос дрогнул. – Вчера Андрей впервые накричал на меня. Знаешь, о чём? О том, что я переставила альбом с вашими свадебными фотографиями. Сказал: «Мама, ты даже не спросила, где он должен лежать. Для Оли важна каждая мелочь в этом доме, каждая вещь имеет своё место и свою историю. А ты…»
Я прикрыла глаза, представляя эту сцену. Андрей, всегда спокойный, рассудительный – и вдруг кричит на мать…
– Он прав, – тихо сказала Татьяна Петровна. – Я как будто пыталась стереть тебя из этого дома. Заменить собой. Прости меня, если сможешь.
В трубке повисла тишина. Где-то на заднем плане играла музыка – наверное, Машка включила свой любимый плейлист.
– Я нашла квартиру, – вдруг сказала свекровь. – Недалеко от вас, в соседнем квартале. Там нужен небольшой ремонт, но…
– Мы поможем, – слова вырвались сами собой.
– Правда? – в её голосе мелькнула надежда. – Я думала… После всего…
– Вы всё-таки бабушка моих детей, – я невольно улыбнулась. – И мама моего мужа.
– Спасибо, – выдохнула она. – Знаешь, а ведь это Андрюша нашёл квартиру. Сказал: «Мама, ты должна жить рядом, но не с нами. Чтобы мы могли часто видеться, но при этом каждый сохранял свое пространство».
В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял Андрей – осунувшийся, небритый, с виноватыми глазами.
– Оль, – он шагнул в комнату. – Я всё понял. Прости меня. Я думал, что делаю как лучше, а на самом деле…
Я прижала палец к его губам: – Тише. Я знаю. Твоя мама только что звонила.
– Я скучал, – он притянул меня к себе. – Дом без тебя… это не дом.
– А как дети?
– Машка заявила, что если ты не вернёшься, она объявит голодовку, – он усмехнулся. – А Димка сказал, что тогда тоже к тебе переедет.
Я уткнулась ему в плечо, вдыхая родной запах: – Я тоже скучала. По всем вам.
– Поехали домой? – он отстранился, заглядывая мне в глаза. – Мама уже собирает вещи. Сказала, что ей нужно подготовить квартиру к ремонту.
– К ремонту?
– Я нашёл ей жильё неподалёку, – он замялся. – Надеюсь, ты не против? Всё-таки она одна, и…
– Не против, – я покачала головой. – Только давай договоримся: следующий важный разговор ты начнёшь не с «я решил», а с «давай обсудим».
– Обещаю, – он улыбнулся и достал из кармана ключи от машины. – Поехали? Дети ждут.
Возвращение домой оказалось… странным. Татьяна Петровна встретила нас со слезами на глазах, дети повисли на мне, наперебой рассказывая школьные новости. А я стояла в прихожей, оглядывая родные стены, и думала о том, что иногда нужно уйти, чтобы вернуться. И что любовь – это не только умение быть вместе, но и мудрость оставлять друг другу свободу.
Вечером, разбирая спальню, я нашла наш свадебный альбом – там, где он всегда лежал. На первой странице была наша с Андреем любимая фотография: мы смеёмся, глядя друг на друга, а в небе за нашими спинами взлетают белые голуби.
– Я положила его на место, – раздался голос свекрови от двери. – Туда, где ему и полагается быть.
Я подняла глаза: – Спасибо.
Она кивнула и тихо прикрыла дверь. А я ещё долго сидела с альбомом, листая страницы нашей истории – истории, в которой нашлось место для всех. Просто каждому – своё.
