— Ты выбираешь ЭТУ… эту мадам с родинкой вместо родной матери
— Ну и что мне теперь делать? — Ольга в отчаянии металась по квартире, хватая разбросанные кисти и тюбики с красками. — Она же… она же просто сожрёт меня заживо!
Никита, привалившись к дверному косяку, наблюдал за суетой жены с едва заметной улыбкой. Как же она была очаровательна в этой панике — растрёпанные рыжие волосы, измазанный краской старенький свитер, который она упорно отказывалась выбрасывать, считая его своим талисманом.
— Оль, ну перестань, — он попытался поймать её за руку, когда она в очередной раз пронеслась мимо. — Мама не настолько страшная, как ты себе навыдумывала.
— Не страшная?! — Ольга резко остановилась и уставилась на мужа своими огромными зелёными глазами. — Никит, ты что, забыл, как она отреагировала, когда ты ей сказал, что женишься на художнице? «Художница? На кого ты променял ЮРИСТА?!» — она попыталась спародировать властный тон свекрови, но голос предательски дрогнул.
Никита вздохнул. Да, мама была… непростым человеком. Светлана Петровна — директор крупной строительной компании, железная леди, как её называли за глаза подчинённые — имела своё чёткое представление о том, какой должна быть жена её единственного сына. И Ольга, со своими веснушками, вечно испачканными красками руками и мечтательным взглядом, в эти представления никак не вписывалась.
— Слушай, — он всё-таки поймал жену за плечи и развернул к себе. — Давай просто будем самими собой? Ты — талантливая художница, я — влюблённый в тебя по уши программист. И плевать на мамины представления о том, как должна выглядеть идеальная семья.
Ольга прижалась к его груди, вдыхая знакомый запах любимого одеколона.
— Ты не понимаешь… — пробормотала она. — Когда она смотрит на меня этим своим взглядом… Как будто рентгеном просвечивает и находит все недостатки разом. А уж про родинку я вообще молчу…
Маленькая тёмная родинка на шее была одним из тех немногих изъянов во внешности Ольги, которые она отчаянно ненавидела. А Светлана Петровна, с её удивительным чутьём на чужие комплексы, умудрилась выцепить эту деталь с первой же встречи.
В дверь позвонили.
Ольга вздрогнула всем телом, а Никита почувствовал, как напряглись её плечи под его руками. Момент истины настал — Светлана Петровна решила нанести свой первый официальный визит в квартиру молодожёнов.
— Всё будет хорошо, — шепнул он, целуя жену в макушку. — Я с тобой.
Звонок повторился — более настойчиво.
— Никита! Вы что, уснули там? — раздался властный голос из-за двери.
Ольга выскользнула из объятий мужа и, бросив последний затравленный взгляд на своё отражение в зеркале прихожей, одёрнула наспех выбранное платье. Никита глубоко вздохнул и открыл дверь.
На пороге стояла Светлана Петровна — безупречная, как всегда. Строгий костюм песочного цвета, идеальная укладка, маникюр и макияж, будто она не два часа провела в дороге, а только что вышла из салона красоты.
— Мама! — Никита шагнул вперёд, обнимая её. — Как доехала?
— Ужасно, — она поморщилась, отстраняясь. — Этот водитель такси, видимо, раньше работал на комбайне — трясло невыносимо. А это что у вас за… интересный запах?
Ольга побледнела. Только сейчас она осознала, что в квартире витает стойкий запах масляных красок — она как раз заканчивала новую картину для предстоящей выставки.
— Здравствуйте, Светлана Петровна, — пролепетала она, делая шаг вперёд.
Свекровь окинула её придирчивым взглядом с головы до ног.
— Здравствуй… Олечка. Я смотрю, ты всё так же… увлекаешься своим хобби? — последнее слово она произнесла с особой интонацией, словно речь шла о чём-то неприличном.
— Это не хобби, мама, — твёрдо произнёс Никита. — Оля — профессиональный художник. У неё скоро открывается персональная выставка.
— Да-да, конечно, — Светлана Петровна небрежно махнула рукой, проходя в квартиру. — Как это сейчас модно говорить — креативная самореализация? Только вот кушать что-то надо каждый день, а не только когда кто-то соизволит купить картинку.
Она остановилась посреди гостиной, придирчиво оглядывая обстановку. Её взгляд задержался на стене, где висели работы Ольги — яркие, сочные пейзажи и абстрактные композиции.
— М-да… Экстравагантно, — протянула она. — А нормальные картины у вас есть? Ну, знаешь, Никита, как у нас дома — с охотниками, собаками… Что-нибудь… благородное?
Ольга почувствовала, как к горлу подступает ком. Она столько сил вложила в оформление их семейного гнёздышка, каждая картина была частичкой её души, а эта женщина одной фразой перечеркнула всё.
— Мам, давай я покажу тебе твою комнату, — Никита попытался разрядить обстановку. — Мы подготовили гостевую, как ты любишь — с ортопедическим матрасом…
— Да-да, сейчас, — Светлана Петровна продолжала изучать интерьер. — Олечка, а это что такое? — она указала на небольшой этюдник в углу комнаты.
— Это… это мой рабочий уголок, — Ольга старалась говорить уверенно, но голос предательски дрожал. — Здесь я работаю над небольшими…
— В ГОСТИНОЙ? — свекровь изумлённо подняла брови. — Никита, ты позволяешь устраивать мастерскую прямо в жилой комнате? Это же… это просто неприлично! Краски, растворители — ты хоть представляешь, как это вредно для здоровья? А если у вас дети появятся?
Ольга почувствовала, как краска заливает щёки. Тема детей была особенно болезненной — они с Никитой пока решили подождать, сосредоточившись на карьере и обустройстве быта. Но Светлана Петровна при каждом удобном случае напоминала о своём желании стать бабушкой.
— Мам, мы сами решим, когда и что нам делать в нашей квартире, — голос Никиты звучал устало. — Давай всё-таки я покажу тебе твою комнату? Тебе нужно отдохнуть с дороги.
Светлана Петровна ещё раз окинула взглядом гостиную, задержавшись на шее Ольги, где предательски выделялась тёмная родинка.
— Да, пожалуй… — она вздохнула с видом мученицы. — Хотя какой тут может быть отдых? У меня уже голова разболелась от этих… красок.
Когда за свекровью закрылась дверь гостевой комнаты, Ольга без сил опустилась на диван. Только первые пятнадцать минут — а она уже чувствовала себя выжатой как лимон. А впереди было ещё три дня…
Никита присел рядом, обнимая её за плечи.
— Прости за маму, — прошептал он. — Она просто… она не со зла. Она правда хочет как лучше.
Ольга грустно усмехнулась.
— Как лучше для кого, Никит? Для тебя? Для меня? Или для своего представления о идеальной семье?
Она посмотрела на свои руки — на пальцах остались следы краски, въевшейся в кожу. Может, Светлана Петровна права? Может, она действительно недостаточно хороша для её сына — неправильная, неидеальная, с этой дурацкой родинкой на шее и вечно испачканными красками руками?
— Эй, — Никита словно прочитал её мысли. — Даже не смей так думать. Ты — самое лучшее, что случилось в моей жизни. И я не позволю никому, даже маме, заставить тебя сомневаться в этом.
За стеной послышался звук льющейся воды — Светлана Петровна принимала душ. Ольга представила, как свекровь морщится, разглядывая их простенькую ванную комнату без джакузи и золотых кранов…
— Знаешь что? — вдруг сказал Никита. — А давай устроим ей экскурсию по твоей мастерской? Покажем твои работы, расскажем про выставку… Может, когда она увидит, насколько ты талантлива, то изменит своё мнение?
Ольга похолодела.
— Ты с ума сошёл? Она же… она же просто уничтожит меня там! Ты видел, как она отреагировала на мой скромный уголок в гостиной?
— Именно поэтому, — упрямо сказал Никита. — Пусть увидит, что это не просто хобби. Что ты — настоящий художник, что у тебя есть свой стиль, свои поклонники…
В этот момент дверь гостевой комнаты открылась, и появилась Светлана Петровна — посвежевшая после душа, но с всё тем же недовольным выражением лица.
— Дети мои, — произнесла она тоном, от которого у Ольги мурашки побежали по спине. — А не пора ли нам пообедать? Я, знаете ли, с дороги…
Обед превратился в настоящую пытку. Светлана Петровна, изящно орудуя вилкой, методично препарировала не только куриную грудку, но и каждый аспект их семейной жизни.
— А салат, я смотрю, без майонеза? — она промокнула губы салфеткой. — Никита, ты же любишь майонез…
— Мы стараемся питаться правильно, мам, — Никита незаметно сжал руку Ольги под столом.
— Да-да, конечно… — Светлана Петровна поджала губы. — Все эти модные веяния. В наше время жёны просто готовили то, что любят их мужья, без всяких там… новомодных штучек.
Ольга изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Она три дня готовилась к этому обеду, выбирала рецепты, даже консультировалась с подругой-диетологом. И что в итоге?
— А где вы покупаете продукты? — продолжала свекровь. — Надеюсь, не в этих ужасных супермаркетах?
— В основном на фермерском рынке, — тихо ответила Ольга. — Там всегда свежие овощи и…
— На РЫНКЕ?! — Светлана Петровна едва не поперхнулась. — Никита, ты позволяешь своей жене ходить на рынок? Как… как простой… — она не договорила, но все поняли недосказанное «простолюдинке».
— Мам, — в голосе Никиты зазвенел металл. — Давай не будем…
— Нет-нет, дорогой, я просто беспокоюсь о вас! — Светлана Петровна мгновенно сменила тон на заботливый. — Кстати, раз уж речь зашла о заботе… Олечка, ты не думала посетить косметолога? Есть замечательные процедуры для… — она многозначительно посмотрела на шею невестки. — Ну, ты понимаешь…
Ольга машинально дотронулась до родинки. Проклятая метка, вечное напоминание о её несовершенстве…
— Родинка — это часть меня, — вдруг твёрдо сказала она. — И я не собираюсь её удалять.
В столовой повисла тяжёлая тишина. Светлана Петровна с изумлением уставилась на невестку — такого отпора она явно не ожидала.
— Что ж… — протянула она наконец. — Дело твоё, конечно. Просто… как бы это сказать… Простолюдинка, да еще с этой родинкой — это, знаешь ли, не лучшее сочетание для жены успешного человека.
— МАМА! — Никита грохнул кулаком по столу. — Прекрати!
— А что я такого сказала? — Светлана Петровна изобразила искреннее удивление. — Я же любя, по-матерински… Просто хочу, чтобы твоя жена соответствовала…
— Чему, мам? Твоим представлениям об идеальной невестке?
— Ну почему сразу моим? — она картинно всплеснула руками. — Обществу, дорогой мой, обществу! Ты же теперь не просто программист, ты руководитель отдела в серьёзной компании. А твоя жена… — она снова окинула Ольгу критическим взглядом. — Прости, Олечка, но ты же сама понимаешь — эти вечные пятна краски, эта богемная небрежность… Это допустимо для студентки художественного училища, но не для жены серьёзного человека!
Ольга почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Нет, она не доставит свекрови такого удовольствия — не заплачет.
— А знаете что? — вдруг сказал Никита. — Давайте я покажу вам кое-что. Мам, ты хотела увидеть, чем занимается Оля? Отлично. После обеда едем в её мастерскую.
— Никита, не надо… — прошептала Ольга.
— Надо, — он был непреклонен. — Пора показать маме, что значит настоящее искусство.
Светлана Петровна изящно промокнула губы салфеткой.
— Что ж… Почему бы и нет? Будет… познавательно.
Дорога до мастерской прошла в гнетущем молчании. Ольга сидела на заднем сиденье их маленькой Honda, пытаясь унять дрожь в руках. Зачем, зачем Никита предложил эту безумную идею? Мастерская — это её убежище, её священное пространство. А теперь туда вторгнется эта… эта…
— Приехали, — объявил Никита, паркуясь у старого кирпичного здания.
— Боже мой, — Светлана Петровна с опаской оглядела район. — И ты позволяешь своей жене работать в ТАКОМ месте?
— Это творческий квартал, мам. Здесь полно художественных мастерских, галерей…
— Да-да, конечно, — она поморщилась, выбираясь из машины. — И бомжей, наверное, тоже полно…
Ольга молча достала ключи. Руки предательски дрожали, и она не сразу попала в замочную скважину.
Мастерская встретила их привычным запахом красок и скипидара. Солнечный свет, проникающий через огромные окна, играл на незаконченных полотнах, расставленных на мольбертах.
— Вот, — Никита обвёл рукой помещение. — Это и есть святая святых. Здесь рождаются шедевры.
Светлана Петровна медленно обошла мастерскую по периметру, разглядывая картины с таким видом, будто перед ней были улики на месте преступления.
— И… сколько это всё стоит? — наконец спросила она, остановившись перед большим полотном с изображением штормового моря.
— Последняя картина Оли была продана за триста тысяч, — с гордостью сообщил Никита.
— Рублей? — уточнила Светлана Петровна.
— Ну что ты, мам. Долларов, конечно.
На лице свекрови отразилась целая гамма эмоций — от недоверия до… зависти?
— Не может быть, — отрезала она. — Кто в здравом уме заплатит такие деньги за… за это? — она небрежно махнула рукой в сторону картин.
— Многие, представь себе, — Никита начал заводиться. — У Оли есть постоянные клиенты, коллекционеры…
— Да-да, — перебила его мать. — Наверное, всё те же богемные персонажи… Никита, неужели ты не понимаешь? Это всё… это несерьёзно! Это не может быть основой для создания нормальной семьи! Вот скажи мне, — она резко повернулась к Ольге, — когда ты планируешь родить ребёнка? Или ты думаешь, что можно совмещать материнство с этим… этим…
Она сделала шаг назад и задела локтем банку с растворителем. Банка опрокинулась, и жидкость разлилась по полу, подбираясь к нижнему краю одной из картин.
— Осторожно! — вскрикнула Ольга, бросаясь к полотну.
Но было поздно. Растворитель уже впитался в холст, оставляя уродливые разводы на нежном пейзаже.
— Ой, — Светлана Петровна даже не попыталась изобразить раскаяние. — Какая жалость… Хотя, может, оно и к лучшему? Повод задуматься о более серьёзной профессии…
Это была последняя капля.
— Вон, — тихо сказала Ольга.
— Что, прости? — свекровь изумлённо вскинула брови.
— Вон из моей мастерской, — повторила Ольга чуть громче. — НЕМЕДЛЕННО!
Светлана Петровна застыла, словно её ударили. Никогда, НИКОГДА в жизни с ней не разговаривали таким тоном.
— Да как ты… — начала она, но Ольга её перебила.
— Нет, это вы послушайте! — её голос звенел от едва сдерживаемых эмоций. — Вы пришли в МОЙ дом, критикуете МОЮ еду, МОЮ внешность, МОЮ профессию… А теперь вы испортили МОЮ картину! Знаете, сколько времени я над ней работала? Три месяца! Это был заказ для международной выставки!
Никита никогда не видел жену такой. Куда делась его тихая, скромная Оля? Перед ним стояла разъярённая фурия с пылающими щеками и сверкающими глазами.
— Да ты… да как ты смеешь… — Светлана Петровна задыхалась от возмущения. — Никита! Немедленно скажи что-нибудь своей… своей…
— Своей жене? — спокойно закончил он. — Хорошо, скажу. Оля, милая, ты абсолютно права. Мама, тебе действительно лучше уйти.
— ЧТО?! — казалось, его мать сейчас хватит удар. — Ты выбираешь ЭТУ… эту мадам с родинкой вместо родной матери?!
— Не смей, — его голос стал ледяным. — Не смей называть ТАК мою жену. Знаешь, мам, я долго терпел твои выходки. Думал – ну ладно, это же мама, она желает мне добра… Но сейчас ты перешла все границы.
Он подошёл к Ольге и обнял её за плечи.
— Я люблю эту женщину. Люблю её веснушки, её родинку, её вечно испачканные краской руки. Люблю то, как она щурится, когда рисует. Как закусывает губу, подбирая нужный оттенок. Как светятся её глаза, когда она рассказывает о новой идее для картины. И знаешь что? Я горжусь тем, что она – художница. Горжусь каждой её работой. А то, что ты сделала сегодня…
Он покачал головой.
— Думаю, нам всем нужно отдохнуть друг от друга. Я вызову тебе такси до гостиницы.
— Гостиницы?! — Светлана Петровна побледнела. — Ты выгоняешь родную мать в гостиницу?
— Да, мам. Потому что сейчас ты не оставляешь мне выбора.
Пока он доставал телефон и вызывал такси, Ольга молча смотрела на испорченную картину. Столько труда, столько эмоций было вложено в это полотно… И всё насмарку.
— Такси будет через пять минут, — сообщил Никита. — Пойдём, мам, я провожу тебя до машины.
— Не утруждайся, — процедила Светлана Петровна. — Я как-нибудь сама справлюсь. В конце концов, я же просто старая, никому не нужная мать…
Она резко развернулась и направилась к выходу, но у самой двери остановилась.
— Знаешь, Никита, — сказала она, не оборачиваясь. — Я всегда мечтала, чтобы ты был счастлив. Чтобы у тебя было всё самое лучшее. А ты выбрал… это.
— Я и выбрал лучшее, мам, — тихо ответил он. — Просто ты этого не видишь.
Когда дверь за Светланой Петровной захлопнулась, в мастерской повисла тяжёлая тишина. Ольга медленно опустилась на стул, чувствуя, как отпускает напряжение последних часов.
— Прости, — прошептала она. — Я не хотела… не хотела встревать между тобой и твоей мамой.
Никита присел рядом с ней на корточки, взял её руки в свои.
— Эй, посмотри на меня, — попросил он. — Ты ни в чём не виновата. Это мама… она просто не может смириться с тем, что я вырос и живу своей жизнью. Но знаешь что? — он улыбнулся. — Может, это и к лучшему. Давно пора было расставить все точки над i.
Ольга перевела взгляд на испорченную картину.
— Что же теперь делать с выставкой? Осталось всего две недели…
— А знаешь… — Никита задумчиво посмотрел на разводы, оставленные растворителем. — По-моему, это даже интересно выглядит. Как будто… шторм размывает берег. Что если…
Он не договорил – Ольга уже вскочила со стула и лихорадочно искала нужную кисть.
— Точно! — воскликнула она. — Мы можем обыграть эти разводы! Добавить больше динамики, сделать волны более драматичными…
Никита с улыбкой наблюдал, как его жена, забыв обо всём на свете, смешивает краски. Он любил эти моменты, когда она полностью погружалась в творчество. В такие минуты она словно светилась изнутри, и даже злополучная родинка на шее казалась особенно очаровательной.
Через два часа они стояли перед обновлённой картиной. Теперь это был уже не просто морской пейзаж – это была настоящая буря, яростная схватка стихий. Разводы от растворителя, умело обыгранные кистью художницы, придавали волнам особую реалистичность.
— Это… потрясающе, — выдохнул Никита. — Ты просто чудо, знаешь?
Ольга смущённо улыбнулась.
— Просто иногда… иногда даже из неприятностей может получиться что-то хорошее.
Он притянул её к себе и поцеловал в макушку.
— Знаешь, что я думаю? Эту картину нужно назвать «Преображение». Как символ… как символ того, что любые препятствия можно превратить в возможности.
— А может… – Ольга лукаво улыбнулась, — может, назовём её «Родинка на шее»? В честь той самой черты, которая так раздражает твою маму?
Никита рассмеялся.
— Ну вот, а ты боялась, что не сможешь постоять за себя!
Она прижалась к его плечу.
— Знаешь… я ведь на самом деле не за себя стояла. А за нас. За наше право быть такими, какие мы есть. За право жить так, как мы хотим.
Он молча кивнул. За окном мастерской догорал закат, окрашивая небо в те же оттенки, что играли на холсте. Буря – и в жизни, и на картине – постепенно утихала, оставляя после себя чувство очищения и… свободы.
— Поехали домой? — предложил Никита. — День был… насыщенный.
— Домой, — согласилась Ольга. — В наш дом. Такой, каким мы его создали.
Они вышли из мастерской рука об руку. Впереди их ждало много разных дней – и спокойных, и бурных. Но теперь они точно знали: вместе они справятся с любой бурей. А родинка… что ж, родинка пусть остаётся там, где ей и положено быть – на шее одной очень талантливой художницы.