Сmуденmы на карmошке в СССР. Романmuка. Почему сmуденmов посылалu на уборку карmошкu?
Первые три года в инстите мы ездили в колхозы, в три разные деревни Костюковичского района Могилевской области. Это были 1986-1988 годы.
Места очень красивые там…Река Беседь, родина Аркадя Кулешова, автора слов знаменитой в Беларуси песни «Алеся», только не про «кудесницу леса», а про ту, которая «Бывай, абуджаная сэрцам, дарагая. Чаму так горка, не магу я зразумець…»
До сих пор остался в памяти свежий запах утреннего сентябрьского воздуха, живописный берег Беседи и ослепительно красивые, багряно-золотые от осенней листвы холмы….Туман стелется по утрам…Да и вообще в 18 лет воздух пахнет как-то особенно сладко!
От Могилева до райцентра Костюковичи нас обычно везли по железной дороге. Костюковичи — маленький затерянный в лесах городок на самом востоке Беларуси, почти на границе с Россией. Железнодорожная станция настолько важна для жизни района, что ей даже придумали отдельное название — «Коммунары». С внешним миром жители отдаленного района до сих пор связаны практически только поездом «Гродно-Унеча» — его расписание в те времена знал наизусть каждый. А еще станция Коммунары была местом тусовки местной молодежи по вечерам.
От Костюкович нас развозили на автобусах по разным деревням.
Мы ехали в сопровождении преподавателя института (обычно из расчета один на группу). Обязанность пасти студентов «на картошке» была страшно непопулярна у преподавателей на кафедре. Отправляли чаще всего аспирантов или начинающих доцентов, в общем подневольных сотрудников кафедры, которые никак не могли отвертеться.
Откосить от «картошки» можно было, но это было не так легко. Надо ведь было придумать болезнь продолжительностью в 4-5 недель. Но для большинства студентов «картошка» вовсе не была каким-то наказанием, насколько я помню.
В деревне мы всегда жили «на квартире» у местного населения – по два-три человека в одной хате. Местные брали студентов на квартиру охотно – им за это давали по рублю в день на постояльца, насколько я помню.
Мылись кое-как в тазиках на своих «квартирах», воду грели на газовой плите. Или кому повезло, что квартирные хозяева топили баню, но их топили далеко не каждую неделю, это особенно старикам тяжело. Раза два ходили все толпой километра за три на центральную усадьбу колхоза в общественную баню.
В сентябре в деревне непролазная грязь, так что и в рабочее, и в свободное время все ходили в резиновых или кирзовых сапогах. Асфальт был только в центральной усадьбе колхоза.
Кормежка… Питание было в выделенном для этой цели домике, где готовили две поварихи из студенток (готовили только на своих). На третьем году я тоже удостоилась чести быть поварихой, вместе с подругой. Под столовую нам был выделен домик, состоящий из кухни с электроплитой и большой комнаты со столами — для принятия пищи. Привезли нам картошки, муки, макарон, масла, свиного жира для жарки, яиц. Привезли даже тушу бычка. Но в большому сожалению холодильник на кухне не работал (морозильника на кухне вообще не было). Нам обещали прислать человека по ремонту холодильника, но его мы так и не дождались…Дня три мы держали мясо в прохладной кладовке и отрезали от него куски, готовя говядину два раза в день – на обед и на ужин (на завтрак варили просто кашу или макароны, плюс хлеб с маслом). На четвертый день без холодильника мясо стало попахивать. Наша квартирная хозяйка нам посоветовала вымочить мясо в уксусе – мол тогда запах исчезнет и мясо еще дня три можно будет есть…Но нам эта идея как-то не понравилась… И мы не додумались ни до чего лучшего, как выбросить его на пустырь за столовой — к радости окрестных собак…
В общем, картошка-макароны были, с голоду не умирали. Можно было пожарить лук на свином жире и полить ими картошку – даже вкусно после работы на поле, хлеб еще. Или можно было приготовить макароны с яичницей. Порции были большие. А что однообразно – так не ресторан же. А еще каждый студент покупал что-нибудь на личные деньги в сельском магазине: например, банку «солянки овощной» или какое-то просроченное (судя по виду, вкусу и запаху) печенье россыпью. Кстати понятие «срок хранения» считалось в те далекие времена чем-то вроде буржуйского каприза, блажью. Но лучше всего, конечно, «кильку в томате» было купить и ее с хлебом навернуть. Некторым предусмотрительные родители давали с собой сухой паек — тушенку и «достанную» и прибереженную для такого случая сухую колбасу. Но весь этот сухой паек съедался за три дня.
В колхозе нам выдали также немного наличных денег, и раз в два дня мы покупали для столовой на эти деньги хлеб в деревенском магазине.
Хлеб с маслом нас вообще спасал – его было вволю. Кстати масло и яйца в деревне испокон веков хранились без холодильника, просто в прохладной кладовке – и ничего…
Когда продукты стали подходить к концу, нас на грузовике повезли в райцентр Костюковичи закупаться продуктами оптом в тамошнем гастрономе. Только не надо при словах «закупаться оптом» сразу рисовать в своем воображении тележки в современных супермаркетах, набитые до верху разнообразной едой. Тогда все по-другому было…В костюковичском гастрономе мы набрали консервированных продуктов долгого хранения — солянок, винегретов, икры заморской баклажанной, томатного соуса…И на них дотянули последние дни, заправляя ими картошку и макароны.
На первом курсе обед в полдень нам привозили прямо на поле из центральной столовой колхоза, чтобы мы не тратили время на дорогу. Там питание было поразнообразнее – все-таки поварихи поопытнее, чем 18-летние девчонки, выбор продуктов был побогаче, да и холодильники там небось работали.
Подавляющую часть местного населения в деревнях составляли старики, слабо «разбавленные» несколькими еще пока не успевшими спиться (ну уже начинающими) молодыми колхозниками. В каждой деревне также было всегда несколько пришедших из армии и «пока не успевших определиться» молодых парней или таких, которые ждали призыва. Культовым предметом у деревенской молодежи был мотоцикл (или на худой конец мопед). Не у всех он был, но те, которые его имели, считались ну очень крутыми. Верхом крутости считалось с рёвом въехать в клуб на мотоцикле! Местные парни также часто бесцельно ночами гоняли на своем мотоцикле по всему району в поисках приключений.
Местных незамужних девушек в деревне не припомню. Все после получения аттестата ехали в город – в областной центр Могилев или на худой конец в райцентр Костюковичи.
Третья деревня была сама продвинутая, в ней даже был клуб! Но это скорее был не клуб в советском понимании слова, а просто пункт, где два раза в неделю «крутили кино». Киномехаником был 18-летний парень по кличке Шерхан – в ожидании призыва в армию он работал киномехаником в клубе. Точнее не работал, а числился таковым. Он время от времени он гонял на своем мопеде в райцентр Костюковичи, брал там в управлении культуры фильмы и привозил их в деревню. Этого Шерхана я никогда не видела полностью трезвым – он был всегда (КАК МИНИМУМ!) поддатый. Такой низкорослый, с всклокоченными белесыми волосами, в телогрейке, в кирзовых сапогах, разговаривал почти полностью на языке мата – но в целом парень неплохой и даже добрый по натуре (ему б не пить!).
Каждый фильм тогда состоял из нескольких бобин, и их надо менять в кинопроекторе? А Шерхан ставил бобину и, так как был вечно поддатый, тут же засыпал. Когда очередная бобина заканчивалась, народ в зале начинал свистеть и топать ногами. Шерхан просыпался и не мог сразу понять, что за крик…Иногда он ставил бобины не по порядку. Короче, горе-киномеханик…Нам пришлось все взять на себя и самим менять бобины, писать афиши.
Шерхан совершенно не возражал против такой помощи и дремал весь фильм в уголке своей каморки. Он даже великодушно позволял нам выбирать, какой фильм будет сегодня показываться в клубе. Ему было все равно. У него в каморке лежали чистые бланки афиш «Сегодня….Фильм…» Надо было только подставить дату, название фильма и повесить это на столбе у магазина.
Костюковичский райотдел культуры имел просто неиссякаемый запас индийских фильмов 70-х годов!!! Названий не помню ни одного. Наверное, что-то типа про любовь богатого раджи к бедной девушке. В общем с песнями и танцами…Было и несколько советских фильмов, в основном про будни милиции, с погонями и перестрелками. Бобины меняли мы – ну кто выражал желание сидеть в каморке весь фильм.
Вход в кино стоил 50 копеек. Народу в кино приходило десятка три-четыре. Деньги за вход собирал Шерхан лично. Если ему кто-то был симпатичен, он не брал с него денег. Билетов он никаких не давал. Сильно подозреваю, что выручка клуба редко доезжала до кассы костюковичского райотдела культуры….
Надо было видеть контингент зрителей в клубе!!! Студенты и местная молодежь — все в телогрейках и резиновых или кирзовых сапогах. Ноги — на впереди стоящий ряд стульев. Помните эти сбитые в ряды фанерные желтоватые с захлопывающимися жесткими сиденьями стулья во всех организациях, актовых залах и деревенских клубах СССР? Клуб не был заполнен, поэтому мест хватало и для ног. В руки кулек с семечками (это было раньше типа попкорна). И просмотр можно было начинать. Некоторые зрители в зале даже курили… Если фильм или смена бобин запаздывали, то зрители начинали улюлюкать и свистеть.
После «кина» были танцы. Под что танцевали? В 1986 году мне больше всего запомнились «Ласковый Май», в 1987 году все тащились от «In the Army now»…Потом всякое разное: «Я уеду в Комарово», «Белый теплоход», ВИА «Красные маки», «Букет» и «Летучий голландец» Барыкина и снова …«Ласковый май», от которого в ту пору тащилась буквально вся молодежь женского пола. Из иностранных помню «Модерн Токинг», «Joy», Сандра со своей «Марией-Магдаленой», СиСи Кетч…
В «кинозале» просто сдвигали ряды стульев в сторону – и получалось место для танцев. Это было вообще единственное помещение клуба (если не считать каморки киномеханика). В первых двух деревнях клубов не было – мы сами устраивали танцы в «столовой» вечером. Вуз-то у нас был технический, парней больше половины, так что было весело.
После танцев кто-то шел домой спать, а кто-то по парам разбредался по деревенским лавочкам. Темнота была в деревне хоть глаз выколи. Вечером идешь по деревне практически наощупь – слышишь, кто-то на лавочке хихикает и шушукается, а кто – не видно. У некоторых было «хобби» – шпионить за тем, кто из наших студенток встречается с местными, чтобы потом «набить морду» местному кавалеру.
Были стычки наших парней студентов с местными. Но что-то такого особо кровавого не припомню. Когда они были трезвые, даже здоровались друг с другом.
В свободное время студенты почти каждый день выпивали, особенно мужская часть. Был у нас свой гитарист. Как он слезу вышибал своими песнями – про девушек, не дождавшихся парней из армии или про парня, попавшего ни за что за решетку!!! А еще песни Александра Новикова тогда были в большой моде («Помнишь, девочка, гуляли мы в саду…»). Потом этого гитариста зарезали в драке в 90х.
Во второй деревне мы с подругой жили на квартире у молодки Нинки, работающей дояркой на ферме. Такая прикольная неунывающая, очень любила выпить. Вечерком наварит чугунок бульбы, сбегает в магазин за водкой или «агдамом»– и зовет нас составить ей компанию, от чистого сердца. Муж ее был где-то неподалеку на «химии». Сейчас вот думаю, а ведь она, как доярка, могла в те годы неплохо зарабатывать (при желании), за себя и за недостатющих доярок (работников в деревне вечно не хватало). А у нее в хате была просто нищета, даже телевизора не было, и сама она выглядела как побирушка. Неудивительно – она часто напивалась, а потом забывала на работу ходить, и за ней уже бегут и стучат в подслеповатое окошко, Нинка, вставай, коровы недоены. Если ей было с утра на работу, то мы ее будили. Но работа на ферме у нее была посменная, поэтому на вторую смену она часто опаздывала. Была у нее дочка лет двух, за ней помогала присматривать мама-старушка, потому что детсада в деревне не было.
Запомнился туалет у Нинки. Я когда его впервые увидела, у меня челюсть отвисла от изумления…Он не был спрятан за дом или за сараи, как обычно в деервне. Он в гордом одиночестве стоял в стороне от дома посреди огорода и был виден с улицы. Но это еще цветочки…Самое главное — в нем не было дверей!!! Совсем!!! Пришлось пользоваться огородом, кустами или дожидаться темноты. Как выглядели туалеты в других деревнях — убей, не помню. Наверное, самые обычные деревенские туалеты — поэтому в памяти ничего не осталось.
В первой и третьей деревнях мы жили на квартире у стареньких бабушек. Первая бабка тоже любила выпить, посуду могла неделями не мыть – нам приходилось мыть, иначе воды не из чего попить было. А бабуша в третьей деревне была нормальная, непьющая, вся хата чистая, в самодельных полосатых половичках. Телевизор имелся. Она нам по выходным блины пекла.
Вообще, насколько я помню те годы, алкоголь был неотъемлеменым атрибутом советской деревни (это кстати осталось до сих пор бичом русского и белорусского крестьянства). В каждом третьем деревенском доме что-то гналось…Да и в магазине алкоголь был всегда. Круп-вермишели-сахара не было, а вот выпивка была всегда – и более дорогая водка, и более дешевая «червивка». И сигареты были всегда минимум пяти видов — «Беломор», «Астра» и «Космос» и др. «Космос» был супер дорогой – 70 копеек. Деревенские мужики курили в основном «Беломор» (мне теперь интересна этимология этого названия).
Запомнилось, какую власть в деревне имел бригадир и тем более председатель. Практически неограниченную. Но и должность тоже очень хлопотная, не позавидуешь – порой в их задачу входило кроме всего прочего гонять местных алкашей и отбирать у них бутылки, чтобы не совсем уж упитые, а хотя бы слегка поддатые на работу выходили. Иначе и урожай не соберешь.
На «картошке» у впервые вырвавшихся из-под родительской опеки 17-летних многое было в первый раз…Первая сигарета…Первый стакан водки…Первый поцелуй…
Помню, как одна однокурсница предложила попробовать покурить…Уж не помню, по какой причине, но случилось это на деревенском…кладбище. Сейчас без смеха не могу вспоминать ту сцену — между крестов и заросших травой могил сидят 5-6 девчонок и кашляя вдыхают дым «Космоса», косят под взрослых теть.
Работали мы в основном на картофельных комбайнах. То есть «на картошке» в прямом смысле слова. Другие виды работы были реже. Беларусь – бульбяной край… Для тех, кто не знает, что такое картофельный комбайн. Это такая огромная махина, за рулем комбайнер. А ты (вместе с другими 1-2 студентами) стоишь высоко наверху на этом движущемся комбайне и выбираешь из только что выкопанной комбайном и идущей по транспортеру земли картошку, бросаешь ее в отдельное отверстие, откуда картошка попадает в едущий рядом с комбайном грузовик. Работа нетяжелая, но монотонная – потом всю ночь во сне перед глазами едет этот транспортер. А некоторые студенты шли вслед за комбайном, подбирали оставшуюся после комбайна картошку в ведра и бросали ее в тот же грузовик.
Многие отлынивали от работы – типа я сегодня плохо себя чувствую и останусь дома. Это было на усмотрение преподавателя – кому разрешить остаться дома. Когда шел дождь, мы не работали. Помню, несколько дождливых дней подряд лежали вповалку на досках под каким-то навесом и сладко спали – от завтрака до обеда и от обеда до ужина. Отсыпались, чтобы ночью погулять и потанцевать.
Судя по демографической ситуации в деревне студенты были большой помощью в колхозах, ими «затыкали» дырки. Потому что работников в деревнях к началу-середине 80-х почти не осталось. Вообще советские колхозы 80-х мне запомнились своим упадком и острым децифитом работников. Причем это носило застарелые многолетние следы, а не стало таким вдруг за год — с тех пор как Горбачев к власти пришел в 1985 году. Сначала написала тут подробно, как выглядели в те времена коровники и свинарник (и в них пришлось побывать, за Нинкой заходили), но потом передумала и стерла, чтобы не шокировать народ. Да что тут описывать…. Многие могут себе представить, как выглядели коровники в деревнях при СССР на 70-м году советской власти…
Кстати про рабочую силу …Помню, в соседней деревне работали какие-то немолодые солдаты – что-то строили в колхозе. Потом мы узнали, что это те солдаты запаса, которых забрали «на сборы» — была в СССР такая система вербовки бесплатной рабочей силы, под предлогом «улучшить боевую подготовку солдат запаса». А в реале – не все, но подавляющая часть из них просто привлекалась к неоплачиваемым неквалифицированным работам. Эти солдаты тоже приходили на танцы в нашу деревню, но мы их остерегались – они в свои 30-35 лет были для нас пожилые дядьки.
Насчет оплаты труда…В последний день нам в правлении колхоза выдавали по ведомости по 4-7 рублей на человека. Вот и все заработки за целый месяц. Потому что вычитали за питание и проживание. Но мы особо и не расстраивались – можно подумать, мы туда на заработки ехали, ха-ха. На заработки студенты ездили в стройотряды, а не на картошку.
Школ в тех деревнях не припомню, даже в довольно большой третьей деревне. Немногочисленных детей школьного возраста возили в школу куда-то по соседству – подвозили их на тракторе, мотоцикле, или они ездили сами на велосипедах.
Автобусное сообщение помню только в третьей деревне, она была более менее большая. Как, наверное, и много где в СССР, до отдаленных деревень надо было идти пешком или искать какие-то попутки.
Телефоны в деревне были только у «важных» людей – у бригадира, у милиционера или в магазине. Конечно, в экстренном случае можно было от них позвонить. А просто по личным делам звонить – для этого в больших деревнях существовала почта, которая, само собой разумеется, только по будням была открыта. Оттуда мы и звонили родителям (у кого был дома телефон). Разговор надо было заказывать у телефонистки в райцентре и ждать минут 20.
В некоторое сейчас спустя столько лет даже верится с трудом – что позвонить было проблемой, что даже при наличии денег в деревенском магазине купить поесть было нечего. Но несмотря на плохоустроенный быт и трудности студенческая «картошка» все же осталась в моей памяти одним из самых приятных воспоминаний юности. Хотела вставить фото (сохранилась парочка черно-белых) со времен «картошки», но не нашла их. Наверное, они у матери в Могилеве.
Послесловие (важное, но не совсем веселое).
Наверное, кое-кто заметил, что наши поездки на «картошку» совпали с чернобыльской аварией в 1986 году, в результате которой многие районы Могилевской и Гомельской области были «загрязнены». Но тогда еще не были известны истинные масштабы аварии. Скорее всего они были очень даже известны узкому кругу, но не широким массам. И поэтому студентов по-прежнему «добровольно-принудительно» посылали в районы с неблагополучной радиационной обстановкой. Родина посчитала нужным — вот и послала. Родина всегда права. И точка. И пусть это была не самая опасная 40-километровая зона, а более отдаленная 200-300-километровая, но сути дела это не меняет. Чернобыль прошел «пятнами» по территории Беларуси, и Костюковичский и Краснопольский район до сих пор относятся к тем районам, которые «фонят».
Хорошо помню, что в те времена во многих деревнях Костюковичского района местным жителям платили «гробовые»(так они в народе назывались) — по 40 рублей в месяц дополнительно к зарплате. Народ очень радовался деньгам, никто еще не понимал, что же на самом деле случилось.
Погуглила и не обнаружила в списке деревень Костюковичского района нашу вторую деревню, где мы были на «картошке» в 1987 году. Скорее всего ее, как и многие белорусские деревни, постигла участь вымирания. Она была уже тогда полувымершая.
