С мачехой было не слаще, чем с родной маmерью. Соmруднuкu опекu вошлu насmолько неожuданно
Сотрудники опеки вошли настолько неожиданно, что мать, не успев среагировать, так и замерла с моим капюшоном в руках. Дверь оказалась незапертой. По моему затравленному виду было понятно – не погладить она меня так схватила. В ее глазах еще не погасло пламя ненависти и ярости, которое все успели заметить.
— Что здесь происходит? – строго спросила высокая красивая тетя. Видимо, она была главная.
Начало этой истории
— А вы кто такие? Вам чего здесь надо? — завопила мать, при этом не выпуская из рук мой измятый капюшон.
— Отпустите ее. Мы из отдела опеки и попечительства. Нам поступил сигнал в ненадлежащем обращении с ребенком.
— Какой сигнал? Откуда? Я ничего не знаю, — мать отпустила меня так резко, что я, не удержавшись на ногах, рухнула на пол.
Отец (я увидела его только в этот момент) рванул ко мне и помог подняться. Я настолько сильно была потрясена — вместо побоев получила хоть временную защиту, — что не могла стоять на ногах. Отец повел меня в комнату.
— Куда пошел? – мать мгновенно переключила внимание на него, не понимая, что сейчас ей следовало уделить его совсем другой проблеме. — Тебе тут делать нечего! Ушел? Ну и вали к своей бабе!
— Мамаша, вы нас слышите? – голос тети стал немного напряженным.
— Вы вообще не имеете права быть здесь! Ну-ка выметайтесь все, и этого с собой прихватите! – вопила мать, размахивая руками.
— Поступил сигнал, мы обязаны отреагировать и проверить, в каких условиях живет ребенок. До нас дошла информация, что ребенок систематически пропускает школу и подвергается физическому насилию.
— Насилию? Насилию? – мать брызгала слюной, бросаясь на представителей опеки, — Да эта шаболда сама к моему мужу в штаны лезла! А что она в школе творит? Не стесняется под лестницей всем подряд показывать п…
— Прекратите! Вы вообще соображаете, что несете? О ком вы это говорите? Это ваша дочь! Ваш ребенок! Ей всего тринадцать! Даже если сотая часть этого бреда правда, мы вынуждены будем изъять у вас ребенка и провести комплексную проверку! Не исключаю, что вам придется отвечать по всей строгости закона!
— Мне? Отвечать? Ха! Посмотрю я на этот закон! — сложив руки на груди, мать грозно рассмеялась. — Я – мать! Я воспитываю, как положено. Я одна ее тяну, а этот гад с бабой своей прохлаждается! А эта малолетняя мерзавка чуть мужа моего не увела! Он из–за нее ушел! Так ей и этого мало, она меня еще и в больнице опозорила!
— Прекратите орать, — вступилась вторая тетя, — иначе нам придется привлечь органы правопорядка.
— Да привлекайте кого хотите, чхала я на вас! А эта др янь еще получит у меня за свое поведение!
— То есть, вы подтверждаете, что девочка постоянно подвергается побоям?
— Какие побои? Я ее воспитываю. Она вообще от рук отбилась, врет мне, шляется допоздна, небось всех мужиков в районе уже прошла. Хотела ее врачу показать, чтоб ненароком в подоле мне не принесла, так она назло протекла прям в кресле гинеколога! А этот гад еще и смотреть ее отказался! Жалобу на него напишу! Всю больницу подниму!
— То есть, вы водили ребенка на прием к взрослому врачу? Тринадцатилетнего подростка?
— И что? Вы хотите, чтобы она мне «плешивого котенка» притащила? Уж лучше сейчас посмотреть, чтоб потом не пришлось искать куда пристроить.
Я сидела в комнате и слышала озлобленный голос матери. Возможно, если бы рядом не было отца, мне было куда хуже. Но он, словно громоотвод, дал надежду на то, что этому бреду не поверят. Я очень надеялась на это. Если бы отец мне не поверил, не оставалось бы никакого шанса на спасение. Но папа не делал никаких выпадов, просто сидел и держал меня за руку, слушая тот ужас, что несет моя мать. Несколько раз я видела, как ходили его желваки на скулах и как сжимался кулак от злости. Казалось, не будь в квартире представителей опеки, он уже давно размазал бы мать по стене.
— Не переживай. Все будет хорошо, — тихо говорил он мне.
И мне становилось легче.
Отец рассказал, что ему позвонил доктор, у которого я несколькими часами ранее была на осмотре, и выложил тот кошмар, который мне пришлось перенести.
Именно поэтому отец отправился в опеку, представители которой как раз получили сигнал из школы и собирались посетить нас.
В ходе разговора, папа задал мне несколько вопросов, я ответила, и он нахмурился.
— У тебя первые месячные, а мать накричала на тебя в кабинете?
— Ой, — я встала, вспомнив, что сейчас перепачкаю всю кровать. Всхлипнув, спросила у папы, что мне делать?
— Ты ничего не знаешь об этом? – просипел он, глядя на красное пятно, въевшееся в покрывало.
— Нет. Мама как-то сказала, что это — грязь, это стыдно и нельзя никому об этом говорить. Но врач увидел… Мама закричала… Пап, я не знаю, как это отмыть? Наверное, надо что-то выпить, чтоб все это прекратилось? А еще мама ходила в школу…
— Что это у тебя? – папа заметил на моей шее, сзади, огромную царапину.
— Это мама меня била об стену…
Я никогда не видела, чтобы отец был так зол. Никогда не видела, чтоб он поднимал на мать руку. Но в тот момент он буквально готов был впечатать ее в стену. Он выскочил из комнаты, и я поняла, зачем. Зажав уши руками, я зажмурилась. Мать завизжала, как резаная, грохнувшись на пол. Однако, она быстро пришла в себя, схватила стоявшую рядом швабру и бросилась на отца. Завязалась настоящая бойня. Я не выдержала и выглянула. Одним глазом, чтобы меня не заметили.
— Как ты посмела? – отец кричал так, что пришедшие женщины заскочили в кухню. Мало ли, он и их зацепит. – Поднять руку на слабого ребенка?!
— Ах ты, — кряхтела мама, хватаясь за его ноги, — да я на тебя в суд подам.
— Стерва! Я тебя за свою дочь в асфальт закатаю!
Я наблюдала за дракой родителей, и мне становилось безумно страшно. Моя детская психика не выдержала чудовищного зрелища. Забившись в угол кровати и сжавшись в комок, я неслышно заплакала. Мне казалось, что один из них непременно убьёт другого, а потом примется за меня. В том, что папа будет относиться ко мне лучше мамы, я очень сомневалась. За свою жизнь я видела от них обоих очень мало любви и еще меньше заботы.
Между тем, сотрудницы опеки попытались разнять и вразумить моих родителей. Отец остыл так же быстро, как и вспылил. А вот матери хотелось продолжать неравные бои. После отца она переключилась на женщин. Мама остервенело кидалась на них, словно злобная овчарка на привязи. Я, частенько видевшая ее такой, не сомневалась – если сейчас эти женщины не уйдут, она выцарапает им глаза. Видимо, папа тоже понял это, поэтому схватил телефон и забежал в комнату. Позвонил в психиатрию. То, что творилось с матерью, никак не было похоже на поведение психически здорового человека.
Сотрудницы опеки испуганно выбежали за дверь и теперь стояли под окном, переговариваясь о том, в каком ужасе я жила. Я слушала их и не верила, что сейчас, возможно, этот ужас закончится. После тринадцати лет издевательств, унижений, оскорблений, боли, страха и стыда я могла наконец попасть в нормальные условия.
Несколько раз мать грозилась сдать меня в детский дом. Что ж, если отец меня не заберет к себе и сдаст туда, то я готова. Хуже, чем дома, кажется, нет нигде. Куда уж хуже! После визита к врачу, искалечить мою психику сильнее, не смогли бы даже в детском доме, если б спустили головой вниз по лестнице.
Все эти мысли бесконечно роились в моей голове, пока отец пытался скрутить мать, которая отчаянно изворачивалась, чтобы укусить его или ободрать. К тому времени, когда приехали сотрудники психиатрической лечебницы, мать смогла выдрать у него несколько клочков волос, разодрать ногтями лицо и порвать рубашку. Сама она тоже выглядела, как драная кошка после драки со сворой собак.
Припечатанный отцом удар в лицо наливался красновато–синим цветом, из разбитого носа текла кровь, которую в пылу потасовки она размазала по лицу и одежде. Двоим рослым мужчинам едва удалось скрутить ее и вынести. Да, именно вынести, потому что мама была неуправляема. Краем глаза я увидела, как ее заталкивают в машину. Почему–то, в этот момент, мне не стало легче.
Я смотрела на ее обезображенное злостью лицо и думала «вернется она еще злее и непременно прибьет меня». Я была настолько обессилена и опустошена, как будто мать за все тринадцать лет выпила из меня все жизненные соки. Я даже не заметила, что продолжала сидеть, сжавшись в комок, настолько сильно обхватив колени руками, что стало больно. Но боль в душе была куда сильнее.
Потом папа вместе с сотрудницами опеки долго сидел на кухне, заполняя бумаги, через пару часов тихо вошел в комнату и обнаружил меня в таком же положении, в каком оставил, бросаясь на мать.
Он подошел, сел на кровати и ласково сказал:
— Собирайся, поедешь со мной. Будешь теперь жить у меня. Не надо было тебя с ней оставлять. Но она мать, при разводе предпочтение отдали ей. А она вон что…. Хотя… она и раньше так себя вела, но я упорно не замечал.
Только через много лет я пойму, что отцу просто было удобно «не видеть» отношения матери ко мне, не бороться за опеку надо мной. Он нашел новое счастье и ничего старого впускать в эту новую жизнь не хотел.
А в тот день я слушала его и понимала: больше не увижу мать, больше никто не заставит меня испытать мучительную боль, моральную и физическую.
В этот момент «плотину прорвало». Я с ревом бросилась к нему, громко зарыдав. Все напряжение сегодняшнего дня, весь стыд, страх и боль прорвались наружу бесконечным соленым потоком, вызывая истерику, которая, как мне казалось, длилась целую вечность. Отец, ошарашенный моей реакцией, решил, что я так радуюсь переезду. А я просто больше не выдержала терпеть и держать все в себе. Еще час назад я готова была попасть в детский дом, оказаться на улице, все, что угодно, только бы не с матерью.
А теперь я понимала – мать больше не будет иметь надо мной власть, я смогу жить нормальной жизнью. Хотя тогда я еще не знала, что такое нормальная жизнь, так как не видела иного отношения, кроме того, которое испытывала от матери.
Знала бы я тогда, что нормальной жизнью в доме отца и не пахнет…
Поздно вечером, собрав кое-какие свои пожитки, мы с папой приехали в его новый дом. Здесь отец жил с новой женой. Здесь все было иначе, не как у нас дома. Было какое-то странное ощущение показного уюта. Я чувствовала себя, как в музее, куда нас недавно водили классом. Там тоже все было красиво, но трогать ничего не разрешали.
— Проходи, не стесняйся, — подбодрил отец, когда я замерла в прихожей.
На его голос из кухни вышла женщина.
— Привет, Марусь. А вот и моя Лена! – нарочито радостно, но не очень искренне сказал отец.
Маруся смерила меня строгим взглядом, который пригвоздил меня к стене, словно муху. Я боялась пошевелиться, чтобы не вызвать недовольство этой женщины, потому что ее неприятная мимика напомнила мне злое лицо мамы. Удивительно, но в этот момент я почувствовала себя так же, как чувствовала, когда мать была мной недовольна. Я не знала почему и за что, но была твёрдо уверена — сегодня меня будут лупить.
Маруся перевела взгляд на отца и холодно бросила:
— Проходите, не стойте столбами.
— Лен, не стесняйся! И не бойся! Маруся – очень хорошая и добрая, вы обязательно подружитесь. – с улыбкой сказал папа.
Что–то внутри меня отчаянно хотело в это верить. Но в то же время я понимала — жизнь с мачехой редко бывает радостной. «И почему она не такая, как тетя Виолетта» — мелькнуло у меня в голове. Неожиданно я подумала – увижусь ли я теперь с Валей? И если увижусь, будут ли нас и дальше сравнивать? Приводя плюсы не в мою пользу!
— Пап, а я Валю увижу еще?
Казалось, отец растерялся от моего вопроса, вернее от того, насколько неуместным он был сейчас. Я столько пережила, а интересует меня только то, встречусь ли я с подругой.
— Я не знаю, наверное. – пожал плечами папа.
За ужином мне кусок в горло не лез, но я старалась хоть что-то проглотить, чтобы не злить (вспомнилось, как мама кричала, когда я отказывалась от еды) отца и его жену. Маруся была мила и приветлива с отцом. Меня же она будто не замечала.
После ужина она проводила меня в комнату. На входе я споткнулась, и Маруся с силой ткнула меня в плечо. Я, привыкшая к такому от матери, инстинктивно сжалась, а Маруся тихо проворчала:
— Что встала, вросла в пол, что ли?
И так она была в этот момент похожа на мать, что мне стало страшно. Получается, в моей жизни ничего не изменится? Никто не полюбит меня и не пожалеет?
Маруся закрыла за собой дверь. Пройдя в комнату, я тихо разделась и легла на постель, не расправляя ее. Я была настолько вымотана, что заснула практически моментально. Сквозь сон я услышала, как отец мило беседует со своей женой.
— Может она не такая злая? Наверное, я просто ошиблась, — пронеслось у меня в голове.
Я проспала всю ночь и половину следующего дня. Видимо, сказалось напряжение последних дней. К счастью, был выходной, и мне не нужно идти в школу. Поднявшись с постели, я вышла в прихожую.
Папы не было дома, Маруся готовила обед.
— Проснулась? — грубо спросила она.
— Да, спасибо, — робко ответила я, стоя в дверном проеме.
— За что спасибо? Продрыхла весь день, как барыня! Ты давай не думай, что на курорт попала. У меня в доме лентяев и трутней не будет. Ну-ка живо давай одевайся и готовить помогай!
Вроде бы Маруся не сказала ничего обидного, во всяком случае, мать со мной разговаривала куда хуже, но мне стало не по себе. Ну почему я такая несчастливая? Почему меня никто не любит, кричат на меня и стараются унизить грубым тоном?
Одевшись, я послушно встала у раковины чистить картошку.
— Что творишь–то? Ты нормально не умеешь, что ли? Шкурку тоньше срезай! Чего ты ее рубишь, как полено? Уйти отсюда, раз криворукая такая. Лучше мусор вынеси, — прикрикнула Маруся.
— Хорошо. – я схватила пакет и вышла на площадку, совершенно забыв спросить, где находится бак.
К счастью, у подъезда я встретила папу, который возвращался из магазина.
— О, Ленок, помочь решила? Молодец! — похвали меня он. — Пошли, провожу тебя. Я как раз из магазина, Маруся решила порадовать нас очередным шедевром. Она у меня такая мастерица, такая рукодельница.
Всю дорогу до бака и обратно отец заливался соловьем, рассказывая о том, как повезло ему с Марусей и какое она золото. А я слушала и не понимала – неужели ему не интересно хоть что-то узнать про меня?
Когда мы вернулись, дома нас ждала совершенно другая Маруся. Добрая и заботливая.
— Леночка – умница, сама помочь вызвалась, — неожиданно похвалила меня.
— Я же говорил – вы подружитесь. – обрадовался папа.
В этот момент я посмотрела в лицо Маруси и поняла — в ее планы дружба не входила. Это всего лишь ее главная роль перед моим отцом, чтобы напустить пыль в глаза.
С тех пор каждый день она стала делать все, чтобы выжить меня из дома. Оставаясь приветливой и милой в присутствии папы, она превращалась в ядовитую кобру, когда мы были наедине. Она обзывала, обижала и шпыняла меня каждый день. Я, привыкшая к подобному, терпела и не жаловалась, так как отец все равно не поверил бы мне. Если он видел отношение ко мне матери и не вмешался, то заподозрить обожаемую Марусю в чем–то подобном точно не смог бы.
— А наша Леночка сегодня помогала мне с уборкой, — Маруся встретила отца с работы. – Такая умничка, что даже не верится, что это – твоя дочка.
Но до прихода отца она вела себя иначе:
— Взяла швабру и мой полы, ты тут не для того, чтобы я тебя кормила и одевала. Хочешь есть, работай!
— Что-то сомнения берут, что ты его дочь! Абсолютно не похожа. Надо бы тебя проверить, может ты еще от кого. А моему мужу приходится на тебя деньги тратить, как на родную.
— Сколько тебе, тринадцать? Пора бы уже лепту в семейный бюджет вносить. Завтра же начинай искать подработку. Отцу ни слова, иначе быстро в детдом переселишься.
Я жила, словно пассажир на вокзале – вроде родной дом, но уехать хотелось неимоверно. Едва мне стукнуло пятнадцать, я объявила отцу, что хочу уйти после девятого класса и пойти в училище. Мне было не важно — куда, главное – съехать отсюда. И побыстрее. Отец через своего соседа, того самого гинеколога, устроил меня в медицинское училище. Почему–то он был уверен – сама я не поступлю, хотя в школе я не была самой глупой. Тем более, у меня был стимул. Даже учителя заметили, что к концу года я «подтянулась» по оценкам.
Переезд в общежитие не был для меня стрессом. Я уже давно обросла толстой кожей, которую вряд ли пробили издевки одногруппников. Видимо, кожа была настолько толстой, что не пропускала не только негатив, но и позитив. Я заметила, что все ребята давно перезнакомились и передружились. Мне было комфортно одной. И точно никто не влез бы в мою душу и не нагадил. За два года жизни с отцом я сильно изменилась. Стала жестче, хотя в глубине души осталась ранимой. Мне все также было обидно из–за отсутствия любви, но я уже не переживала это так болезненно.
Вторая половина первого учебного года стала для меня некой «оттепелью», я начала делать первые шаги навстречу ребятам, завела подругу. Настоящую, а не ту Валю, с которой меня сравнивали, с которой я чувствовала себя ущербной и неказистой. Аня была настолько открытой и доброй девочкой, что первое время я искала в ее поведении подвох. А его, как оказалось, не было и быть не могло.
Прошло еще какое-то время. Я закончила училище и устроилась на работу – медсестрой в скорую. Водителем у нас был тихий, скромный молодой человек, Сергей. Как-то сразу у нас нашлось с ним много общего. Оба необщительные, оказались родными душами. Мы могли с ним разговаривать часами. Забывались и обиды, и плохие воспоминания. Складывалось ощущение, что он — долгожданное лекарство для моих душевных ран.
Однако, куда больше меня поразила его мама. Честно говоря, я боялась этого знакомства. Не было в моей жизни примера доброй и любящей матери. Не с кого мне было брать пример и равняться. Поэтому, собираясь в гости, я готовилась к обидам, пинкам и унижению. Просто не знала, что бывает по-другому. Сергей видел, как я нервничаю и искренне не понимал, что со мной происходит. Я не рассказывала ему о своем прошлом, не хотела пускать никого в ту, темную сторону моей души, которую я скрывала ото всех. Та Лена была настолько травмирована и изуродована, что продолжать жить и быть счастливой просто не смогла бы. Поэтому появилась другая, которая пережила все и пыталась стать счастливой.
— Здравствуй, Леночка, проходи. Я очень рада с тобой познакомиться. — мама Сергея отнеслась ко мне со всей теплотой и добротой с самой первой встречи.
Я даже чуть не расплакалась, когда она приобняла меня и поцеловала в щеку. Еле сдержалась, честное слово. Я мгновенно впитала от нее такое тепло… Такое… что словами не передать. Мое сердце застучало так громко, что я подумала – все слышат этот бешенный ритм. Эта миловидная женщина накормила нас горячим ужином и предложила торт.
— Я сама испекла. Хочешь, Леночка, и тебя научу?
Конечно, хочу! У меня звенело в ушах от счастья. Несколько раз падало давление и кружилась голова. Боже, это сон? Я сейчас проснусь и разочаруюсь, когда увижу стены родного дома и пойму, что через минуту в комнату ввалится моя мать или жена моего отца? Господи! Только не это! Я не хочу, пожалуйста!
Мы поженились через полгода, и я с удивлением обнаружила, что мама может быть искренне любящей, бесконечно заботливой и всепрощающей. Только выйдя замуж я поняла, что такое – отношения мамы и дочки.
Я стала для свекрови настоящей дочкой. Она защищала меня в любой ситуации. Всегда была на моей стороне, стала для меня образцом женской мудрости. Я могла прийти к ней с любым вопросом или проблемой и быть уверенной – меня не осудят. Меня поддержат и дадут совет.
…….
Положив цветы к ее памятнику, я взяла мужа под руку.
— Не плачь, Леночка. – успокаивает он меня. – Такова жизнь.
Спасибо тебе, мамочка. Жаль, что ты ушла так рано. Я не успела насладиться твоей любовью…
